Женни боялась проронить хотя бы слово из его речи.
— Ах, да, я забыл, — добавил сэр Вильямс, — конечно, все твои расходы были бы уплачены и ты получала бы тысячу экю ежемесячно на булавки.
— Вы хотите, чтобы я сошла с ума! — вскричала опять молодая девушка.
— Итак, моя милая, как видишь, — проговорил важно сэр Вильямс, — я очень рассчитываю на твои услуги, если делаю подобные предложения.
— Значит, вы надеетесь получить обратно свои затраты? — спросила она.
— Конечно.
— Сколько же вы надеетесь взять через меня?
— Двенадцать миллионов.
— Двенадцать миллионов, — прошептала с удивлением молодая девушка, — если бы мне попался человек, имеющий такие громадные деньги…
— Я рассчитываю дать тебе его.
У куртизанки опять закружилась голова.
— Этот человек, — продолжал сэр Вильямс, — женат. Он любит безумно свою жену.
— Его заставят забыть свою страсть, — проговорила холодно Женни.
Я вручаю тебе его, — добавил баронет, придав тону своего голоса ужасное значение.
— И вам возвратят его в том виде, в каком вы того хотите.
— Я тебе даю на это три месяца сроку. Постарайся в это время развратить его и возврати мне его идиотом. Мне больше ничего не нужно.
— А двенадцать миллионов?
— А это другое дело, мы поговорим об этом в следующий раз. Я не тем теперь занят.
— Где вы мне представите голубка?
— Я не знаю сейчас. Мы это увидим еще.
— Можно узнать его имя?
— Конечно. Его зовут Фернан Роше, — ответил баронет и встал. — Ну, прощайте. До утра.
— Спокойной ночи, папа, — проговорила Женни, дрожа всем телом.
Сэр Вильямс сделал несколько шагов к двери и приостановился.
— Кстати, — сказал он, — у тебя нет другого названия, кроме Женни? Оно чересчур простонародно и вообще ничего не выражает.
— Так найдите мне другое имя.
— У тебя очень хорошенькие глазки, — проговорил баронет, — и очень похожи на бирюзу, а потому я тебя назову Бирюзой. Это будет очень мило и оригинально.
— Отлично! — вскрикнула Женни.
— Прощай же, Бирюза, — сказал сэр Вильямс. — До свидания.
И баронет вышел от молодой женщины и направился прямо в отель графа де Кергаца, куда он пришел уже на рассвете.
В то время, когда сэр Вильямс проходил двором отеля, он не мог не заметить света в одном из его окон.
— Постой, — прошептал он, — этот бедный Арман все работает. Вот еще представитель филантропии.
И вместо того, чтобы прямо подняться по лестнице в свою комнату, баронет принял на себя смиренный и убогий вид, с которым он всегда появлялся перед своим братом, и постучался в дверь его комнаты.
— Войдите! — крикнул удивленный граф. Он провел всю ночь в работе.
— Как, дорогой Андреа, — вскричал Арман, увидев перед собой баронета, — вы еще не ложились?
— Я только что вернулся, брат.
— Вы вернулись?
— Да, я провел эту ночь в Париже. Так как вы сделали меня начальником вашей полиции, — проговорил он, улыбаясь, — то ведь нужно же мне и выполнять свои обязанности.
— Уже?
— Да. Я напал уже на след, и червонные валеты, в моих руках.
— Как! — вскричал опять граф, — вы уже имеете доказательства?
— Но они еще так слабы, брат, что я ничего не скажу вам покуда.
И он вышел, опустив голову.
— Бедный брат, — прошептал Арман де Кергац, — какое глубокое раскаяние.
Войдя в свою комнату, сэр Вильямс запер за собой дверь, усевшись в кресло, вынул из своего письменного стола толстую книгу.
На заглавном листе ее красовалась надпись: «Журнал моей второй жизни».
Раскаявшийся Андреа писал ежедневно свой дневник.
— Да, это, право, великолепная выдумка с моей стороны, — шептал он, улыбаясь своей адской сатанинской улыбкой, — я оставлю когда-нибудь нарочно эту книгу на столе, братец мой, вероятно, заметит ее и прочтет этот, например, кусочек.
И баронет раскрыл одну страницу и прочел:
«3 декабря.
О, как я страдал сегодня! Как Жанна была хороша. Жанна, которую я люблю так безумно…» и так далее, и так далее.
— А право, когда он прочтет эти строки, то будет готов убить себя, чтобы только доставить возможность своему братцу жениться на его вдове.
И сэр Вильямс, забыв об этом, задумался о своей первой жертве — Фернане Роше.
На углу улицы Сен-Жермен, при пересечении с улицей Сены, существовал во времена нашего рассказа старый дом особенной постройки, принадлежавший долгое время какому-то провинциальному семейству и проданный впоследствии с аукционного торга.
Он был долго необитаем и, вероятно, так бы и развалился, если бы в один день его не наняла госпожа Шармэ.
Хотя в Париже вообще не принято заниматься кем бы то ни было, но переезд госпожи Шармэ в этот дом вызвал в улице Бюсси известного рода волнение.
Госпоже Шармэ было еще не больше двадцати шести лет, но она отличалась еще замечательной красотой.
Она обыкновенно вставала очень рано и, выходя тотчас же из дому, возвращалась к себе только к двум часам. После этого времени ее посещали множество важных особ, духовных лиц и знатных дам.
Соседи ее не могли не узнать историю ее жизни.
А госпожа Шармэ была не кто иная, как бывшая Баккара.
Как мы помним из первой части нашего рассказа, она поступила в день свадьбы Фернана Роше послушницей в монастырь, где и пробыла около восемнадцати месяцев.
Однажды утром она получила следующую записку:
«Я дрался сегодня утром на дуэли в Медонском лесу и ранен пулей в грудь. Доктор А., которого вы знаете, сообщил, что мне остается прожить всего несколько часов. Не приедете ли вы пожать мне в последний раз руку?»
Письмо это было подписано бароном д’О.
Баккара поспешила на улицу Нев-Матурен и нашла барона уже умирающим.
— Дитя мое, — сказал он, когда молодая женщина опустилась перед ним на колени, — ты была честная и верная девушка; моя любовь довела тебя до порока и моя же любовь даст тебе возможность исправить мою ошибку против тебя и сделать хоть немного добра.
Умирающий вынул из-под своей подушки запечатанный конверт и передал его молодой женщине.
— Вот, — сказал он, — мое завещание. Я последний в своем семействе и роде, у меня нет никого, кроме дальних родственников, которые даже не носят моей фамилии и гораздо богаче меня. Я оставляю и завещаю тебе все свое состояние, чтобы ты могла быть полезной добру.
И при этом барон поцеловал прелестную руку Баккара.
Раскаявшаяся грешница не могла отказаться от такого состояния, при посредстве которого она могла сделать много добра, и тогда-то сестра Луиза оставила монастырь и сделалась госпожой Шармэ.
И с этой минуты она и поселилась на улице Бюсси, в этом мрачном, уединенном доме, о котором мы только что говорили.
