Но маркиз имеет больше оснований.
Маркиз любит свою жену и ревнует ее тень.
Племянник герцога был представлен к нему в дом два года назад и вздумал ухаживать за маркизой, через что и сделался смертельным врагом маркиза.
Маркиз Ван-Гоп, искренний друг старого герцога, и советовал ему жениться на госпоже Маласси.
— Это все? — спросил холодно Рокамболь. — До сих пор я, по правде сказать, не вижу еще основательных доводов вести и соединять эти два дела вместе.
— Это, пожалуй, верно. Но настоящая причина моих планов выясняется двумя словами: «Две женщины падают гораздо скорее, чем одна».
В тот день, когда Маласси полюбит, а она в таких годах, когда женщины не могут любить скрытно, она найдет нужным открыть о своей любви маркизе, которая, в свою очередь, будет так поражена этим, что откроется тоже госпоже Маласси.
— Все это очень верно, дядя, но…
— Но, — повторил баронет, наморщив бровь.
— Есть еще другая вещь.
— Может быть, только это последнее слово моего дела, и ты больше ничего не узнаешь.
И, сказав это, сэр Вильямс хладнокровно встал.
— После этого, — заметил Рокамболь, — имея в виду, что вы воплощенная мудрость, мне остается только просить вас извинить мне мою нескромность.
— Прощаю тебя, сын мой.
— А я прошу об одном слове. О пустяках… о цифрах.
— А ты хочешь знать о деньгах?
— Совершенно верно.
— Что ты хочешь знать?
— Дело в том, — начал негодяй, — что вы меня сделали вашим лейтенантом, и я управляю и даю после вас инструкции всем членам клуба червонных валетов.
Итак, было условлено, что половина всего поступает в вашу пользу, четверть мне и четверть членам клуба.
— То, что сказано, то уже сказано, мой сын.
— Будет ли то же самое и в деле Ван-Гоп — Маласси?
— Почти. То есть ты получишь миллион и миллион на остальных. Постой, знаешь, если хочешь, то мы не дадим ничего членам клуба.
— Идет. Но ведь это составляет только два миллиона?
— Потому что три миллиона я оставляю себе.
И баронет произнес эти слова таким тоном, что он не допускал противоречия.
Рокамболь молча опустил голову.
— Мой милый друг! — добавил баронет, — я рассчитываю через год жениться на вдове Армана де Кергаца и поднести ей достойную свадебную корзину.
Сказав эти слова, баронет застегнул наглухо свой сюртук.
— Позвони, — сказал он, — и вели отвезти меня. Когда Рокамболь исполнил это приказание, сэр Вильямс распорядился, чтобы его отвезли домой.
Доехав до предместья Сент-Оноре, он отпустил кучера и дал ему шесть франков на чай, а сам отправился пешком по направлению к улице Валуа.
Здесь он позвонил у одного дома и, когда привратник отворил ему дверь, вошел в него и, поднявшись по лестнице до пятого этажа, постучал в маленькую дверь.
— Кто там? — спросил чей-то женский голосок.
— Тот, кого вы ждете, — ответил сэр Вильямс.
И при этом он подумал: «Положительно будущая соперница Баккара живет немного высоко. Но она находится теперь накануне перехода из своей мансарды на подушки коляски. Так-то все идет в этом свете».
Дверь отворилась, и сэр Вильямс очутился лицом к лицу с одной из прелестнейших нимф.
Комната, куда только что вошел баронет, служила помещением пороку.
А перед ним стояла молоденькая девушка замечательной красоты. Ей было не больше восемнадцати лет. Ее звали Женни, а история ее жизни была очень обыкновенна и проста.
Шестнадцати лет она вышла из пансиона и осталась круглой сиротой, что и вынудило ее выйти замуж за своего опекуна, который отобрал ее состояние и вручил ей вместо него свою руку и старость.
Подобная жизнь не могла быть приятна молодой женщине, которая только что начинала жить.
Она долго не раздумывала и бежала от мужа.
Но нужно было же жить.
Это заставило Женни попробовать сначала счастье на мелких чиновниках и постепенно подниматься все выше и выше.
Ей повезло.
Женни была молода, грациозна, красива и настолько ловка, что через несколько времени ее уже начали замечать в свете, результатом чего было то, что один очень красивый молодой человек нанял ей прехорошенький отель в улице Лаффит и отдал в ее распоряжение грума и коляску.
Но, увы, счастье ее продолжалось очень недолго.
Ее обожатель поссорился с одним господином, дрался на дуэли и был убит.
И с этого дня до самой встречи с сэром Вильямсом она влачила довольно незамечательную жизнь.
Она была одной из тех женщин, про которых обыкновенно говорят: «У нее есть все, чтобы быть замеченной, но… ей нет удачи». При таких обстоятельствах она встретилась с сэром Вильямсом, который искал женщину, необходимую ему для исполнения его адских предначертаний.
В день известного нам сбора членов клуба червонных валетов, утром, Женни получила следующую записку:
«Ждите сегодня ночью от двух до трех часов; может быть, вы получите состояние от человека, который встретил вас вчера.
Баронет».
И, как мы видим, баронет был точен и аккуратен в своих словах.
Сэр Вильямс извинился перед молодой женщиной, что он обеспокоил ее в столь поздний час, и, усевшись в кресло перед камином, начал внимательно рассматривать молодую девушку.
— Что бы ты сказала, моя крошка, — начал сэр Вильямс насмешливым тоном, — если бы я предложил тебе хорошенький отель, лошадей и грума?
У молодой женщины закружилась голова от этих слов.
— Вы мне даете это?! — вскричала она.
— Я еще не сказал этого, — ответил сэр Вильямс, я вообще деловой человек и не делаю ничего даром.
Но что же вы требуете от меня? — заметила живо Женни. — Вы, может быть, влюблены…
Она произнесла эти последние слова с глубокой иронией.
Сэр Вильямс невольно улыбнулся, и эта улыбка так осветила его лицо, что сразу выказала всю его адскую красоту.
О, э, — проговорил он, — ты меня плохо разглядела, моя милочка, иначе бы ты не могла сказать таких слов.
— Извините, — прошептала Женни, — но вы так плохо одеты, что вам можно дать около пятидесяти лет, а может быть, вам всего каких-нибудь тридцать.
— Двадцать девять, — поправил спокойно баронет. — Но дело идет не обо мне, моя крошка, так как, если бы я захотел, ты бы полюбила меня только из-за меня.
— Без отеля?
— Да, без отеля.
Тон сэра Вильямса был так самоуверен и насмешлив, что Женни невольно вздрогнула.
— После этого, — прошептала она, — вы, может быть, человек очень могущественный. Кто знает?
— Я говорил тебе об отеле, лошадях и груме, продолжал сэр Вильямс.
Глаза молодой женщины сверкнули особенным блеском.
— Твоя прислуга состояла бы из горничной, кучера, повара и грума.
