Какое-то время оба немца с наслаждением пили пиво, но потом Гуго отставил кружку и сокрушённо вздохнул:
– Жаль, что московиты решили торговать сами и царь не дозволил нашим купцам ходить в Персию…
– Да… – Петер отпустил рычажок, и крышечка со щелчком закрылась. – А как решено поступить с казаками, что разбойничают на Волге?
– Просто, – Гуго снова взял кружку. – Уже известно, что всего за сто вёрст от Москвы, в царской вотчине Дединово, строится первый военный корабль из тех, что должны охранять путь в Персию.
– А насчёт других путей, в иные земли, – Вальд потянулся за солёным сухариком, – удалось что-то вызнать?
– Удалось. – Мансфельд оживился. – Как мне сказали, у царя имеется генеральная карта Московии.
– И что, к ней есть доступ? – Услыхав такое, Петер Вальд враз забыл и про пиво, и про сухарики.
– Есть. Нашёлся один подьячий мздоимливый… – Гуго помолчал и закончил: – Думаю, нам стоит им заняться всерьёз.
– Обязательно займёмся, – Петер кивнул и принялся сосредоточенно грызть твёрдый сухарик.
– Да, – неожиданно вспомнил Мансфельд. – Хочу показать кое-что…
Он поднялся, достал из поставца небольшой ларец и, ставя его перед Вальдом, хитровато спросил:
– Ну как?..
Вещица и впрямь была знатная. Сработанная из красного дерева, она весело отражала от своих полированных боков искристые солнечные лучики. Однако ничего особого в ней Вальд не заметил, но из вежливости похвалил:
– Да, хорошо смотрится.
– Это ещё что… – весело рассмеялся Гуго и, повернув торчавший наружу ключик, открыл крышку.
Вальд заглянул в середину и, ничего там не увидев, вопросительно посмотрел на Гуго, но именно в этот момент в середине ларца что-то щёлкнуло, и спрятанные где-то там внутри колокольчики звонко и мелодично заиграли гавот.
– Да… занятная штука… – прислушиваясь к звону колокольчиков, теперь уже искренне похвалил музыкальный ящичек Вальд и, догадавшись, что Гуго не просто так показывает его, глянул на Мансфельда. – И для чего он?
– Пригодится ещё, – заговорщически подмигнул Манфреду Гуго и захлопнул крышку пока ещё пустого ларца…
* * *
Воевода Архангелогородский, стольник Фёдор Епанчин, не находил себе места. Он то подходил к секретеру, то вышагивал от печки к столу, то останавливался на полдороге и молча думал. Непонятно почему, но его мысли отчего-то закрутились вокруг давнего Никишкиного сообщения про интерес иноземцев к его персоне.
Сейчас, прикидывая в очередной раз, что да как, воевода отвлёкся, перестал расхаживать из угла в угол и, подойдя к окошку, глянул на реку. Погода выдалась солнечная, ветреная и множество надутых парусов белели на синей воде. Это окрестный люд на карбасах[29] торопился к Соборному ковшу, чтобы поспеть в храм.
Ближе к пристани теснились купеческие суда, и лес их мачт заставил воеводу припомнить, сколько всякого товара доставлено иноземцами в Архангельск, сколько всего уже сложено в трюмы и отправится в немецкие земли, вот только доход от этой торговли всё больше доставался заморским купцам.
Воевода сердито крякнул, помотал головой, перестал бесцельно созерцать вид на реку и, вернувшись к секретеру, достал из потайного ящичка свиток с царской печатью. Это был строгий наказ воеводе, и Епанчин, отыскав нужное место, в который раз внимательно прочитал: «…Немцам в Мангазею торговать ездить позволить неможно. Да не токмо им, а и русским людям в Мангазею от Архангельска города ездить не велеть, чтобы смотря на них, немец дороги не узнал и, приехав бы, военные люди Сибирским многим городам какие порухи не учинили».
Воевода собрался было ещё размышлять, но его внимание отвлёк служка, заявившийся с докладом:
– Там к вашей милости купчина Фрол Михайлов… – Немного выждав, служка спросил: – Пускать?
Воевода самую малость подумал и кивнул:
– Зови.
Фрол не заставил себя ждать. Переступив порог, он степенно поклонился:
– Буди здрав, воевода.
– И тебе по здорову, – ответствовал Епанчин и строго посмотрел на купца: – Ну, чего пришёл?
Фрол почему-то медлил с ответом, и тогда воевода, возвращаясь к собственным мыслям, поинтересовался:
– Допреж скажи-ка ты мне, бывает, чтоб иноземцы, те, что товар к нам возят, в наше Студёное море далеко ходить пробовали, аль пока не решаются?
– Всяко бывает, – степенно ответствовал Фрол. – Однако им на ихних кораблях у нас ходить неспособно. Оно конечно, на глубинах, да по чистой воде они ходоки знатные, но вот при береге может и затереть невзначай, тогда дело плохо, лёд он-то ведь и раздавить может.
– А твои кораблики, значит, ходят? – усмехнулся Епанчин.
– Само собой. Я вот шесть своих раньшин[30] на промысел отправил, жду, пока жир тюлений доставят.
Воевода насторожился. Он уже знал, что поморы используют жир, когда при случае надо утишить волны, и потому спросил напрямую:
– Далеко ли собрался, купец?
– Я не собираюсь, – покачал головой Фрол. – А вот свой новый коч, что к норвегам для проверки ходил, встречь солнца послать хочу, точно. Потому и пришёл.
– Встречь солнца? Неужто так, наобум? – догадываясь, что купец что-то задумал, Епанчин переспросил: – То куда ж оно получается?
– Промеж поморов разговор идёт, что вдоль нашего берега до самого Китая дойти можно, а то и дальше.
– Вона как замахнулся! – удивился Епанчин. – Силён…
– Это уж какой есть, – Фрол спрятал довольную улыбку в бороду.
Удивлённый тем, что они с купцом думают почти об одном и том же, воевода молча походил из угла в угол и поинтересовался:
– А чего ж только один коч посылаешь? Два аль три было бы, чай, способнее.
– Это как посмотреть. – Явно думая, как лучше объяснить, Фрол помолчал и только потом продолжил: – Оно верно, двумя или больше вроде как надёжнее. Ну а ежели шторм? Раскидает всех кого куда, и что делать? Искать друг друга начнут, время терять. А оно ж плыть надо.
– Почто же это время терять? – не понял Епанчин. – Опять собрались вместе и плыви себе дальше.
– Так-то оно так… – Фрол хитро сощурился. – Только я со своим кормщиком это дело обговорил. Ежели без задержек идти, можно вроде бы не зимовавши льды миновать.
– Ну а как случится что, тогда как? – продолжал гнуть своё Епанчин.
– А в море оно завсегда что хошь случиться может. Тут уж кому какая планида выпадет, – развёл руками Фрол.
Епанчин промолчал и снова начал расхаживать по палате. Потом приостановился и, говоря как уже о деле решённом, спросил:
– А кормщиком-то на твоём коче кто будет?
– Стоумов Епифан, мореход знатный, согласие дал, – заверил воеводу Фрол.
– Слышал… – Епанчин удовлетворённо кивнул, однако не преминул высказать и своё опасение: – Боюсь только, не раззвонили ли вы со своим кормщиком по всему городу, куда собрались.
– Такого и быть не может! – с жаром возразил Фрол. – У нас с ним уговор: про это дело ни с кем. Что задумали, только мы с ним и знаем. А сюда я и пришёл, чтоб сказать.
– Значит, про это дело пока только мы трое знать будем? – уточнил воевода.
– Так, только мы трое, – подтвердил Фрол.
– Разумно… В таком деле лишний розголос ни к чему… – И воевода неожиданно заговорщически подмигнул Фролу…
* * *
В погожий солнечный день, держась широкого плёса, по Волге неспешно шли сразу пять тяжелогруженых стругов. На мачте переднего, в надежде поймать хоть какой-то ветерок, лениво полоскался бессильно обвисший парус, однако полсотни тяжёлых вёсел слаженно шлёпали по воде, и караван медленно плыл вдоль открытого, лишь местами поросшего кустарником берега.
Время от времени на стругах, взбадривая притомившихся гребцов, покрикивали старшины, и их громкие голоса, разносясь вокруг, постепенно терялись в летнем мареве. Ещё от берега доносилось птичье разноголосье, изредка плескалась рыба, а в остальном ничто не нарушало царившего кругом покоя.
На корме третьего струга под туго натянутым для создания тени полотном сидел бывший в караване старшим доверенный приказчик хозяина. Перед ним стоял кувшин с брагой, и он, спасаясь от несусветного зноя, то и дело наполнял белёсым напитком объёмистую глиняную кружку и жадно пил.
Надо сказать, что если б не эта полуденная жара, заставлявшая приказчика как манны небесной ждать вечерней прохлады, настроение у него было бы замечательным. Торги в Астрахани прошли успешно, прибыль обещала быть изрядной, и приказчик предполагал, что он внакладе не останется.
Конечно, кое-какие ухищрения имелись: торговля есть торговля и при желании доверенного приказчика было в чём упрекнуть, но у его ног лежал удачно купленный и зашитый в дерюгу персидский ковёр, который наверняка должен будет умилостивить хозяина.
Изрядное количество потреблённой браги оказало действие, настроение, бывшее и до того неплохим, ещё улучшилось так, что даже зной вроде как перестал допекать. Приказчик помалу стал клевать носом, а потом вовсе задремал. Но не успел он погрузиться в сладостную нирвану, как всё время бывший у него за спиной рулевой истошно завопил:
