будет. Я заодно решила порядок маленький навести.
– Дмитрия Романовича не будет? А почему?
– Ну, как почему? Ведь он же мужчина! Видимо, у него какое-то дело возникло по этой части в Москве.
– Идите сюда! – крикнула Маринка из своей комнаты. Судя по её голосу, прозвучавшему в унисон с Ленкиным обычным нытьём, она с нетерпением ждала Ирку и очень сильно грустила. Но вскоре выяснилось, что это не совсем так. Накинув на дверь цепочку и войдя в комнату вслед за Ленкой, Ирка увидела, что гитара лежит себе на комоде, а на столе, рядом с ноутбуком, стоит уже опустевшая двухлитровая банка смородиновой наливки и два стакана. Пахла наливка неимоверно. Весь воздух в комнате был густым, приторным и липким.
– Зачем ты это ей принесла? – строго обратилась Ирка к Смирновой. Та заморгала, бледная и готовая разрыдаться.
– Это не водка!
– Без тебя вижу, что не водка! Я спрашиваю, зачем ты это ей принесла?
– Да что я, не человек? – вознегодовала Маринка, – не могу выпить раз в две недели, когда мой папочка трахается? Отлично, что принесла!
Приставив свою гитару к книжному шкафу, Ирка уселась верхом на скрипучий стул. Ей самой хотелось. Но не наливки, которую Валентина Егоровна делала из смородины, выращенной на дачном участке. Перебродивший сироп, вот что это было такое. Ирка поморщилась, представляя его во рту. Маринка – живая копия её мёртвой подруги Ритки, сидела в кресле-коляске, глядя глазами чёрными и бездонными. На ней было красное платье, чулки и туфли. Дочь Дмитрия Романовича всегда выглядела так, будто ожидала карету, которая повезёт её прямо в Лувр.
– Ты сама-то будешь? – спросила она у Ирки.
– Я бы не отказалась. Но разве нет другого чего-нибудь? Даже коньяк лучше, чем эта сладкая самогонка!
– Леночка, принеси из папиной комнаты коньяку. И несколько бутербродов сделай. Но только руки вымой сперва.
Ленка, кинув тряпку, утопала. Видимо, бутерброды были уже готовы, так как вернулась она буквально через минуту. За это время Ирка с Маринкой успели лишь переброситься парой реплик о новом фильме Бессона. Коньяк Смирновкою был доставлен прямо в стакане, наполненном на две трети, а замечательные поделки из хлеба, сыра и колбасы она принесла в тарелочке. Ирка залпом выпила весь коньяк и жадно умяла бутерброд с сыром. Потом взяла с колбасой. Ленка и Маринка допили перебродивший сироп, после чего первая опустилась на четвереньки и стала опять мыть пол.
– Это на тебя так Лёшка орал? – спросила она у Ирки, плаксиво шмыгая носом.
– Да, на меня, – зевая, сказала Ирка, – я рыло ему начистила. Он хотел котёнку отрезать уши.
– Какому? Рыжему?
– Да.
– Значит, ты спасла их обоих, – раздула ноздри Маринка, глядя на Ленкин зад, обтянутый джинсами и ритмично качавшийся взад-вперёд, – я бы за котёнка ему перегрызла горло. Клянусь. Плевать мне на Андрианову. Пусть попробует мне хоть слово сказать!
– Она за него не полезет драться, – сказала Ленка, сполоснув тряпку в ведре, – она в феврале мне очки разбила не из-за Лёшки. Нужен он мне!
– А из-за чего?
– Да из-за того, что эти очки были дорогие. Ей стало завидно.
Во дворе завыла автосигнализация. Вскоре смолкла. Ленка, хлюпая носом, подползла к шкафу и наклонилась ещё сильнее, чтобы протереть пол под ним.
– Будем заниматься? – спросила Ирка, доев второй бутерброд. Маринка устало сморщила носик.
– Нет, давай отдохнём сегодня. Ты слишком мало спишь. Ложишься в час ночи, а встаёшь в шесть.
– Я сплю в электричке, – пожала плечами Ирка, – ведь мне до Новогиреево ехать час. И обратно – столько же.
– Ты смеёшься? Два часа сна! – воскликнула Ленка, почти засунув башку под шкаф, – мне бы и пяти не хватило! Мне нужно семь. И это сейчас, пока не работаю! А вот если найду какую-нибудь работу, буду спать восемь. Иначе я просто сдохну.
– Почему два? – не поняла Ирка, – я ведь не только в поезде сплю. Маринка сказала правильно – я ложусь в час ночи, а встаю в шесть.
Ленка поднялась, чтоб снова сполоснуть тряпку. Они с Маринкой переглянулись.
– Но это бред, – сказала последняя.
– Почему? – удивилась Ирка.
– Как почему? Ты хочешь сказать, что по ночам спишь?
– Конечно. Я по ночам очень крепко сплю.
– Под рояль?
Ирка улыбнулась. Ей уже было сладко от коньяка. Ленка и Маринка внимательно на неё глядели.
– Да, под рояль. Он играет тихо. Звучат лишь верхние клавиши – ми, ре, соль, до, ми, ре, до, ля, соль. Ведь вы его даже и не слышите!
– Мы не слышим, – взволнованно согласилась Ленка, опять вставая на четвереньки, – никто не слышит, как этот рояль играет, кроме тебя! Это очень странно.
– Здесь ничего нет странного. Я ведь вам говорю, он играет тихо. Трогают только верхние клавиши. Они тихие.
– Это бред, – резко повторила Маринка, – с этим роялем всегда было всё в порядке. Ты допускаешь мысль, что тебе мерещится?
– Нет, Марина, я такой мысли не допускаю. Но спорить я по этому поводу не намерена.
– Хорошо. Тогда объясни – как ты можешь спать, будучи уверенной в том, что кто-то в пустой квартире трогает эти чёртовы клавиши?
– Я привыкла.
– Вот это уж точно бред! К такому нельзя привыкнуть даже и за всю жизнь, а ты с этим ужасом провела только пять ночей! Я тебе не верю. Ты не могла к этому привыкнуть, Ира! Ты шутишь.
– Нет, не шучу.
Ленка примирительно засопела, ползая с тряпкой. Маринка, наоборот, разозлилась и стала есть бутерброд. Чавканье одной и хлюпанье носом другой рассмешили Ирку. Коньяк качал у неё в башке какие-то звонкие и весёлые колокольчики.
– Хорошо, я всё объясню. Кто-то очень хочет мне доказать, что Бог существует. Поэтому за стеной, где никого нет, играет рояль. Но я не боюсь, потому что кто-то – добрый и щедрый. Он подарил мне пуговицу с уродливой двухголовой птичкой.
– Жалкий подарок, – набитым колбасой ртом злобно пробубнила Маринка, – и жалкое доказательство.
– Да, по поводу доказательства я согласна. Пускай предъявит другое.
– Твою отрезанную башку?
– Зачем ты так шутишь? – проныла Ленка, вставая на ноги, – вот возьму сейчас и уйду!
– Смирновка, ты лучше сядь, отдохни. Всё чисто. Спасибо.
Ленка, очень довольная похвалой, отправилась в ванную – вымыть руки, ведро и тряпку. Но на обратном пути она завернула в другую комнату, где ещё остался коньяк. Когда она вновь присоединилась к Ирке с Маринкой, последняя говорила, жуя второй бутерброд:
– Я в Бога не верю. Сказать тебе, по какой причине? Я не могу понять, как можно поверить в Бога! Физически не могу этого понять. Вот я в понедельник видела сон. Мне приснился Тишка.
– А это кто? – перебила Ирка. Ленка, усевшись с ногами в кресло, плачущим голосом объяснила:
– Это её ирландский терьер, который полтора года назад попал под машину.
– Да, да, он самый, – снова застрекотала Маринка, – он повторил моё приключение. Но ему повезло сильнее, он мучился только час. Так вот, в
