Си-риаме вышла из дома, облаченная в пеструю шкуру ягуара, держа в руках посох с набалдашником из самородного серебра, и это ее появление поразило меня настолько, что я поднял к глазу топаз, желая убедиться в том, что зрение меня не обманывает. Зная, что здешний вождь является одновременно мудрецом, колдуном, судьей и лекарем, я, естественно, ожидал увидеть в столь важной роли величавого старца. Каково же было мое удивление, когда си-риаме оказалась очаровательной женщиной, чуть старше меня годами, казавшейся еще более привлекательной благодаря своей ослепительной улыбке.
— Ваш си-риаме женщина? — воскликнул я, когда она начала возглашать церемониальные молитвы.
— А почему бы и нет? — откликнулся Тес-Дзиора.
— Я никогда не слышал ни об одном народе, который согласился бы, чтобы им управлял не мужчина.
— Наш последний си-риаме тоже был мужчиной. Но когда он умирает, каждый взрослый житель деревни — и мужчина, и женщина — имеет право быть избранным. Мы все собрались вместе, жевали много джипури и потом впали в транс. У многих были видения, иные пришли в неистовство, У кого-то начались конвульсии. Но эта женщина оказалась единственной благословленной светом бога. Или, во всяком случае, она была первой пробудившейся и рассказавшей о своих разговорах с Дедом Огнем, Матерью Водой и Братом Оленем. Иначе говоря, свет бога указал на нее, а это есть главное и единственное требование для вступления в должность си-риаме.
Пропев молитвы, красавица снова улыбнулась, вскинула гибкие руки в грациозном жесте благословения и под радостные возгласы соплеменников удалилась в свое жилище.
— Она что, останется затворницей? — спросил я Тес-Дзиора.
— На время праздников — да, — ответил он, издав смешок. — Бывает, что на Тес-Гуинапуре наши люди ведут себя неправильно. Случаются драки, беспорядочные совокупления и прочие бесчинства. Си-риаме — мудрая женщина. Некоторые наши проступки заслуживают наказания, но не может же она наказывать за то, чего не видела и не слышала.
Не знаю, могло ли считаться бесчинством мое желание погнаться за самой прелестной женщиной в селении, догнать ее и совокупиться с ней, однако, как стало ясно из того, что случилось потом, за это меня не только не наказали, но в известном смысле даже наградили.
Дальше события разворачивались следующим образом. Сперва, как и все прочие жители деревни, я от души угостился олениной различных сортов и атоли из маиса, запив все это изрядным количеством тесгуино.
Потом, слишком объевшийся, чтобы стоять, слишком пьяный, чтобы ходить, я попытался побегать вместе с мужчинами за деревянным мячиком, однако мне было бы до них далеко даже натощак и в трезвом виде. Ничуть не огорчившись, я отошел в сторону и стал наблюдать за группой женщин, гонявших обруч. Мой взгляд задержался на одной девице брачного возраста. То есть, если быть точным, на ней задержался один мой глаз, ибо когда я не прикрывал другой, то ее образ раздваивался. Пошатываясь, я направился к девушке и попросил ее прервать игру с подругами, чтобы поиграть в другую, со мной.
Она улыбнулась в знак согласия, но, когда я хотел взять ее за руку, уклонилась.
— Сперва ты должен меня поймать, — сказала красавица и, повернувшись, припустила бегом по дну каньона.
Хотя мне было ясно, что тягаться с местными мужчинами мне нечего, однако я не сомневался, что смогу догнать любую женщину. И, как выяснилось, напрасно. Поймать приглянувшуюся красотку мне так и не удалось, хотя она, кажется, намеренно бежала не во всю прыть. Возможно, погоня удалась бы мне лучше, если бы в тот день я съел и особенно выпил поменьше: трудно верно оценивать расстояния, когда приходится прикрывать один глаз. Стой девушка передо мной неподвижно, я и то, наверное, ухитрился бы промахнуться при попытке сграбастать ее в объятия. Но стоило мне открыть оба глаза, как все кругом, включая деревья, камни и коряги, начинало двоиться, и всякий раз, пытаясь проскочить между двумя преградами, я неизбежно натыкался на одну из них. Упав в общей сложности раз девять или десять, я решил преодолеть «два» здоровенных валуна прыжком, запнулся и изо всей силы грохнулся оземь, ударившись так, что даже дышал с трудом.
Девушка, постоянно оглядывавшаяся во время своего притворного бегства, остановилась, склонилась надо мной и с некоторой досадой произнесла:
— Если ты не сумеешь поймать меня честно, мы не сможем сыграть ни в какую игру. Понимаешь, что я имею в виду?
Ответить ей я не мог, ибо пытался вдохнуть полной грудью. В тот момент мне казалось, что я абсолютно не способен играть в какие бы то ни было игры. Красавица, видимо, разделяла столь низкое мнение о моих способностях, ибо нахмурилась. Но потом лицо ее просветлело, и она сказала:
— Я не догадалась спросить. Ты пробовал джипури?
Я слабо покачал головой.
— Тогда все понятно. Ты не настолько уж уступаешь другим мужчинам. Они превосходят тебя, поскольку усиливают свою жизненную энергию. Идем! Тебе нужно пожевать джипури!
Я все еще лежал, свернувшись в клубок, но дыхание мое уже почти восстановилось. Да и как я мог отказать красивой девушке? Так что я послушно позволил ей взять меня за руку, рывком поставить на ноги и повести обратно к центру деревни. Я приблизительно представлял себе, что такое джипури и каково его воздействие, ибо в небольших количествах этот кактус привозили даже в Теночтитлан. В Мешико его называли пейотль и использовали исключительно для того, чтобы приводить в транс жрецов-прорицателей. Джипури, или пейотль, — это обманчиво безобидный с виду маленький кактус, круглый, приземистый, редко вырастающий больше кулака и очень похожий на крохотную серо-зеленую тыкву. Лучше всего жевать его только что сорванным, но можно и высушить, после чего неопределенно долгое время хранить сморщенные бурые комочки подвешенными на шнурках. В селении Джуаджий-Бо множество таких шнурков свисало со стропил под навесами, и, оказавшись рядом, я потянулся, чтобы сорвать один, но моя спутница сказала:
— Постой. Ты вообще когда-нибудь жевал джипури?
И снова я покачал головой.
— Значит, будешь ма-туане — то есть тот, кто стремится к свету бога впервые. Тут не обойтись без обряда очищения. Ой, да не ной ты так! Это лишь ненадолго отложит нашу… нашу игру.
Девушка огляделась по сторонам: ее соплеменники все еще ели, пили, танцевали или бегали.
— Все остальные слишком заняты, свободна одна только си-риаме. Надеюсь, она будет не против того, чтобы совершить очищение.
Мы подошли к скромному деревянному дому, и девушка побренчала висевшим перед входом шнурком с нанизанными на нем ракушками. Женщина-вождь все в том же ягуаровом одеянии подняла заменявшую дверь занавеску из оленьей шкуры на двери, сказала: «Куира-ба» и любезным жестом пригласила нас войти.
