Закончив плетение, хохотушки вернулись на поляну, где во всю шли пляски. Девчата затянули песню и пошли в хоровод, держа в руках свои плетенки. Постепенно к ним присоединились парни и, образовав пары, молодежь пошла в круг, где девчата, одна за другой, надели венки на головы своих возлюбленных дружков. Берджу с Катериной, такие молодые и счастливые, закружились в хороводе, не видя никого вокруг…
На небо высыпали звезды. Яркие и высокие языки пламени уносились от костров в высь. В огне потрескивали поленья.
Среди молодежи промелькнула нянька Евдокия. Увидев Катерину, она направилась к ней.
— Княжна, княжна! — позвала она ее.
— Чего тебе, няня? — выйдя из круга, та подошла к старой женщине.
— Государь-батюшка кличет.
Катерина с Берджу многозначительно переглянулись, и княжна последовала за Евдокией. Представ пред отцовы очи, и увидев его сдвинутые брови, она поняла, что родитель настроен на серьезный разговор.
— Ты звал меня, батюшка? — поклонившись, спросила Катя, как можно мягче и покорнее.
— Поди ближе…Где ты нынче была?
— На гулянии.
Отец нахмурился.
— Садись рядом…Послушай, дочка. Будучи ребенком, тебе многое дозволялось, чтобы ты не скучала, но теперь княжна стала взрослой и, надеюсь, начала многое разуметь. Детство минуло, и нынче не до шалостей. Пора вспомнить о том, кто ты есть.
— Не пойму я, батюшка, об чем ты толкуешь?
— Не подобает княжне вольно вести себя с простым людом.
— Разве я чего недозволенное творю?
— Именно, недозволенное, Катерина. Ты — княжна, а Никодим…то есть Берджу- холоп. Негоже якшаться с дворовыми. Ой, негоже, Катерина! Не забывайся, ты не чернавка, а княжеская дочь. И не порочь имени моего! Не желаю боле видеть тебя среди скоморохов и прочих холопьев. Княжне надлежит бывать в другом окружении!
— Но отец… — растерялась Катя. — В каком окружении мне надлежит бывать, среди напыщенных бояр?!
— Чтобы я не видал тебя боле со скоморохом!
— Батюшка, что стряслось? За что немилость такая?! Ты ведь никогда не запрещал мне водиться с Берджу? Сам говорил, что тебе любо глядеть, как мы резвимся?!
— То время ушло. Вы уж не малые дети. Тебе замуж пора.
— Но…батюшка, рано мне еще! — Катерина распахнула свои голубые глаза. — Смилуйся!
— Почто перечишь родителю?!
— Ты гонишь меня? Чем же я досадила отцу родному?
— Глупости говоришь, Катерина! Разве же я могу прогнать единственную дочь?! Господь с тобой! Не о том толкую я. А о том, что годов тебе ужо много, что не сенная ты девка. Потому надлежит достойно себя держать, как подобает княжне…Ну, а ежели ослушаешься и, как прежде, будешь дружбу водить с холопом, ей Богу прогоню из дому, чтобы не видать позору! — строго закончил Василий. — Ступай и поразмысли, об чем говорено было.
Катерина поднялась с лавки и пошла к себе в опочивальню. Села у окна и заплакала. Было у нее одно лишь утешение в жизни — Берджу, и того хотят отнять. Ни матери, ни бабки, ни брата или сестры. Тоскливо. А теперь и милого дружка требуют позабыть…
Под окном раздалось посвистывание.
— Берджу, — она выглянула и помахала ему рукой.
— Чего на гулянье не идешь?
— Отец запретил видеться с тобой.
— Значит, все? Наступило время расстаться?
— Не говори так, Берджу, не трави душу! — заплакала девушка.
— Что же нам делать-то теперь?
— Не знаю.
А тем временем Василий разговаривал в светлице со знатным и важным гостем. После боярин откланялся и, сев в повозку, уехал.
— Берджу, встретимся завтра вечером у сухого дерева.
— Кать…
— Как колокола прозвонят, жди!
В дверь постучали.
— Иди, Берджу. В дверь стучат. Завтра свидимся, — торопилась Катерина.
— Я буду ждать.
— Я приду, — быстро проговорила она и отошла от окна. Только присела, как в светлицу вошел отец.
— Ты одна?
— Да, батюшка.
— Чем занята?
— Задумалась малость.
— Не печалься, дочка. Господь повелел тебе быть княжной. Не гоже противиться его воле. Не гневи Бога. Завтра у нас гости будут. Разумеешь, как выглядеть должна?
— Знать веселиться мне не придется… — вздохнула девушка.
— У нас есть кому развлекать гостей. А твое место подле меня. Ты должна чувствовать свою власть над простым людом.
— Я все поняла, батюшка.
— Вот и славно, — решив, что дочь он убедил, Василий со спокойной совестью пожелал ей доброй ночи и вышел, а Катерина задумалась.
* * *
В просторной светлице князь Василий беседовал с гостями: старым грузным боярином Никитой и его сыном Андреем. Катерину тем временем няньки причесывали и наряжали.
— Батюшка ужо кличет, — быстро проговорила только что вошедшая Евдокия.
— Сейчас иду…Ну, все что ли? — обратилась княжна к нянькам.
— Все, матушка, все.
Катерина вышла из опочивальни и направилась в светлицу. Поклонившись гостям, она села в кресло по левую руку от отца.
— Моя единственная дочь, Катерина, — представил он ее заезжим боярам.
После короткой беседы князь пригласил гостей в трапезную отведать заморские вина и яства. За столом к Катерине подошел слуга и стал накладывать в блюдо рыбное кушанье.
— Афоня, что за гости? По какому делу они пожаловали? Что надобно молодому боярину? — шепотом спросила та.
— Сватать тебя, княжна, прибыли за этого молодого боярина.
— А батюшка чего же? — вспыхнула девушка.
— Боле ничего не знаю.
Катерина посмотрела на отца — тот оживленно беседовал с гостями, — потом перевела взгляд на молодого гостя. Андрей, нимало не стесняясь, откровенно разглядывал ее. Княжна потупилась. Ей было достаточно раз глянуть на этого гостя, чтобы понять: он никогда не завоюет ее сердце. Его огненно- рыжая шевелюра с такими же усами и бородой были просто противны Кате, не говоря уже о молочном цвете кожи, красном носе и колючих наглых глазах. «Променять Берджу на этого мерзкого боярина? Что ж это ожидает-то меня? Боже сохрани!» — подумала Катерина.
Зазвонили колокола. Она вздрогнула и испуганно глянула через открытое окно на реку, видневшуюся вдали. Михеич, княжий слуга, хлопнул пару раз в ладоши, и в трапезную повалили артисты. Вошел и Берджу. Увидев его, Катерина стыдливо опустила голову. Юноша обвел глазами всех присутствующих гостей и сразу обо всем догадался. Все поняла и Парама. Она глянула на сына, потом на княжну и досадливо покачала головой.
Скоморохи ударили по гуслям и давай прославлять Василия.
— Батюшка, князюшка, ты благодетель наш… — запели они хором.