Скоморохи ударили по гуслям и давай прославлять Василия.
— Батюшка, князюшка, ты благодетель наш… — запели они хором.
— Ты благодетель наш, — подпели женщины.
— Сокол ты ясный наш, — забасили мужики.
— Свет Алексеевич… — снова подтянули женщины.
Катерина позвала Михеича.
— Скажи батюшке: нездоровится мне что-то. Уйти желаю. Ступай.
Слуга подошел к Василию и в поклоне зашептал просьбу ему на ухо. Тот, глянув на дочь, соглашаясь качнул головой.
— Государь дозволяет княжне покинуть веселье, — прошептал подойдя Михеич.
— Благодарствую, — отозвалась Катерина и, поднявшись из-за стола, направилась из светлицы. Берджу проводил ее печальным взглядом и поник головой. Вслед ушедшей княжне зазвенели бубенцы, полилась веселая песня, и молодые девчата пустились в пляс.
Завернув за угол, княжна бросилась бежать прочь из княжьих хором на волю.
— Что стряслось, княжна-матушка? — попалась ей у ворот Евдокия с корзиной.
Катерина остановилась.
— Куда собралась моя голубка?
— Евдокия, помоги мне разоблачиться, — вдруг опомнилась девушка.
— Конечно, милая. Почто слезы у голубки моей наворачиваются?
— Ой, няня… — простонала Катя.
— Ну, ну, — старая женщина приобняла девицу и повела ее обратно в терем.
На веранде показался Андрей. Он заинтересованно проследил за ними, пока те не скрылись из виду.
На другой день Катерина оделась попроще и побежала со двора к реке. Она и не заметила, что молодой боярин последовал за нею.
Берджу сидел возле воды, опершись о кривую березу, и бросал в реку камешки. Андрей шел за княжной по пятам, но, увидев, что та побежала к парню, спрятался за деревом.
Услышав треск веток, Берджу повернул голову и, ничего не сказав, опустил ее с грустью. Катерина дотронулась до его плеча и заглянула в лицо.
— Все ж таки пришла? — печально проговорил он.
— Думаешь, я выйду замуж за того боярина?
Парень безнадежно посмотрел на нее и отвел взгляд в сторону.
— Мне никто не нужен окромя тебя! — она взяла его за лицо. — Я не смирюсь с разлукой. Нет! Берджу, милый…
— Не надо, княжна… — вздохнув, юноша отвернулся.
— Ты отворачиваешься? — изумилась Катя.
— Зачем напрасно мучиться?
— Напрасно?!
— Неужто ты не разумеешь, что все кончено: теперь мы стали теми, кем есть на самом деле?!
— Но я не смогу без тебя…
— Можешь взять меня в дом мужа, — безразлично произнес Берджу. — Тогда кажный день у тебя на глазах буду…
— Нет! Нет! — заплакав, она закрыла лицо руками и села на траву. — Я хочу остаться с тобой. Я хочу быть твоей! Только твоей!
У Берджу все внутри закипело от таких откровенных слов. Он умоляющим тоном стал убеждать свою возлюбленную, став перед ней на колени и смотря в лицо:
— Но ведь я — никто. Ты же видишь это. А ты — княжеская дочь. Батюшка твой никогда не отдаст мне тебя. Он может казнить меня, коли ему вздумается! Пойми же ты это, наконец! Я — никто! Ничто! Вот, пустое место, — слеза поползла по его щеке.
Катерина обняла Берджу.
— Неправда, — шептала она ему на ухо. — Это неправда! Ты для меня — все: воздух, мой Бог, ты — моя жизнь! У меня никого дороже тебя нет, и я никому тебя не отдам!
Андрей не слышал, о чем говорили влюбленные, но, чтобы злоба вцепилась в горло, достаточно было и того, что он увидел. Боярин, злобно прищурив глаза, закусил губу и, отведя взор в сторону, задумался.
Молодые стояли на коленях, обнявшись.
— Неужто ты не отречешься от меня? — Берджу умоляюще смотрел в большие голубые глаза Катерины.
— Нет, родной! Нет, любый мой! Я скорее умру, чем стану женой чужому.
Парень снова крепко прижал свою милую к груди и, затаив дыхание, прикрыл от умиления глаза.
— Давай убежим туда, где родилась твоя матушка? — прошептала Катя.
— Я не знаю туда дороги…
— Мы спросим у нее.
— Там, наверное, так хорошо… — вздохнул Берджу.
— Бежать нам надобно!
— Неужто ты кинешь все и отправишься со мной в неведомое? — юноша испытывающе посмотрел ей в глаза, пылающие страстью.
— Да, Берджу!
— И ты станешь мне женой?
— Да, милый мой.
— И мы…никогда — никогда не расстанемся!
— Никогда, любый мой.
Мгновение они молчали, глядя друг другу в глаза.
— Ты — моя Карма, — тихо произнес Берджу и, погладив девушку по щеке, стал целовать ее лицо, обхватив за голову. Поцелуи были короткими и отрывистыми, такими, как не дарят друг другу юные влюбленные, когда методом проб и ошибок постигают древнее искусство любви.
Андрей, стоя за деревом, сжимал кулаки. Он решил быть здесь до конца и посмотреть, чем закончится встреча молодых. А те, ничего не подозревая, расслабилась и сели на траву.
— Ты нарек меня Кармой. Карма — это значит судьба.
— Ты и есть моя судьба.
— Карма…Красиво. Немного похоже на мое имя.
— Кать…
— Чего?
— Пойдем искупаемся? — предложил Берджу. — Душно.
— Може до острова доберемся?
— Легко, — согласился парень.
Они поднялись с травы, сняли обувь и вошли в воду. Андрей проследил за ними, пока те не скрылись в зарослях.
— Ладноть…Я им устрою милование! Рабой у меня станет. В ногах валяться будет! А этот жалкий черномазый споет свою последнюю песню. Княжна шибко красива, чтобы отступаться от нее. Пущай милуются…в последний раз. Князь Василий поди ни об чем и не подозревает…
Затаив злобу и замышляя недоброе, боярин побрел обратно к терему, а влюбленные переплыли речушку и вышли на берег.
Мокрая одежда прилипала к телу. Льняной сарафан плотно облегал стройную фигурку девушки. Катерина бросила башмаки на траву и начала выжимать подол сорочки и сарафана, отвернувшись от Берджу. Тот снял рубаху, отжал и повесил на ветку.
— Сымай сарафан, а не то застудишься.
Девушка застеснялась.
— Не пужайся. Ты ж в сорочке останешься.
— А я и не боюсь, — смущенно пролепетала она в ответ.
Она сбросила с себя мокрое платье и стала выкручивать его. Берджу подошел к ней, взял из рук сарафан и, отжав его получше, разбросил на ветвях кустарника так, чтобы на материю попадало солнце. Катерина же продолжала отдирать от тела прилипшую сорочку, через которую виднелись все девичьи прелести.
— Не страшно: живо обсохнем. Надоть под солнце только стать, — улыбнулся Берджу. — Иди же сюда…
Та несмело подошла к нему ближе.
— Никак боишься меня?
— Вовсе нет… — отозвалась княжна.
