Елизар отвел глаза.
— Отец-то, может, хочет… Захудали мы…
— A-а, вот в чем дело, — светлейший понимающе кивнул. — Сия причина понятна. Мы, Меншиковы, как и вы, тоже древних кровей, да тоже захирели по бедности. Вот только с моей персоны опять в рост пошли. Так-то, фенрих. Служи справно, за царем служба не пропадет, даст бог, и вы в рост пойдете.
Оба фенриха в душе подивились: про светлейшего было точно известно, что он сын пьяницы Данилы Меншикова, царского конюшего. Дворянин-то дворянин, да из худородных, таких, у кого крепостной челяди всего-навсего одна стряпуха, скотины — две курицы да петух, а земли — только двор возле крыльца. Но промолчали. Нынче светлейший самая близкая к царю персона и богат несметно.
Меншиков вдруг перестал набивать трубку, сунул ее в кисет, строго спросил:
— Ответствуйте мне, камрады, где и каким маниром вы эту черную цезарскую ворону поймали? Вы, часом, ему в дороге не наболтали, что, мол, голландский порох французы побрали и все такое? ..
— Да что мы, пьяные были? — воскликнул Аким. — Разве ж о таком можно!
— Во те крест! Чем угодно побожусь да клятву дам, если надобно, что мы молчком молчали, зачем посланы! Дело государево. Разве может про такое офицер сболтнуть! — обиделся Елизар.
Меншиков кивнул.
— Ну, то-то ж… Никому, кроме меня, об этом знать не след. Генералу-квартирмейстеру — это особо дело…
Фенрихи подробно рассказали, как встретились с графом в фишгафском гастхаузе, про то, как вместе путешествовали, как повязали шведских драгун и захватили их лошадей, и про то, что узнали от шведского вахмистра.
Выслушав молодых людей, Меншиков не то засмеялся глухо, не то выругался про себя.
— Ай да граф! Значит, сия важная особа путешествует в почтовой карете, без слуг и без пожитков. Ой, ловок! Выходит, налегке порхает. Сегодня поутру завез ко мне рекомендательные письма от цезарских министров и католицких кардиналов.
— А чего ему надо? — простодушно вырвалось у Акима.
Меншиков снова оскалился, переспросил:
— Чего ему надо? Ты, паря, женат?
— Нет… — смутился Аким.
— А ты? — Меншиков ткнул в бок Елизара.
— Не… — буркнул Елизар. — Я моряк, моряку жениться не след.
— Но-о, так и не след! — насмешливо протянул Меншиков. — Придет пора, женишься. Моряки не монахи. Ну так вот, робята! Прежде чем сватов засылать к невестиным родителям, умные люди подсылают какую бабку побойчее али старика знакомого выведать, что за невестой дадут, каково приданое? Вот такой бабкой и явился к нам цезарский граф. Шведы вроде не прочь мириться. Под Полтавой мы им крепко всыпали, да и сейчас колотим. Однако свейский сенат с нами в переговоры вступать стесняется, ихний король Каролус Двенадцатый пребывает в отъезде, все еще гостит у турок. А без него нельзя. Опять же прочие иностранные державы. Им, вроде, мира и хочется, и не хочется. Одни рассуждают так: пусть-ка русский со шведом друг другу носы расквасят, да оба и обессилят; нам от того выгода. А другим державам солдаты нужны, потому как шведы свои полки завсегда отдавали внаем французам, и немецкие князья тем же занимались. Эти державы миру хотят.
— Так, значит, граф мир станет предлагать? — спросил Елизар.
— Эх, кабы сразу так. Нет, он начнет хвостом крутить, вертеть: что, де-мол, цезарю дадут, если тот миротворцем заделается? А цезарь мало не захочет…
Меншиков поглядел на воду, помолчал, потом нехотя добавил:
— Царь в отъезде, дельцов из посольского приказа тут нету, мне одному за всех отдувайся. Раскидываю так: граф прикатил на случай. Ежели швед Штейнбок нас поколотит, мы посговорчивее станем, он тут и начнет меня склонять, чтоб я его величеству, Петру Алексеичу, мириться присоветовал.
Фенрихи недоумевали, с какой стати этот важный вельможа, главнокомандующий, можно сказать, заместитель самого царя в здешних местах, с ними разоткровенничался. Меншиков, верно, догадался, пристально поглядел на одного, на другого, привстал, уверился, что матрозы на носу, за парусом, не слышат.
— Я вам к тому все это толкую, — сказал он серьезно, — что может случиться, сей цезарец начнет вас к себе в гости зазывать.
— Нас? — в один голос воскликнули Елизар и Аким.
— Ну, вас, а то кого же? Граф не захочет здесь сиднем сидеть, он приехал дело делать. Русские для него народ незнакомый, своеобычный. Желательно ему, к примеру, с каким-нибудь нашим генералом или другим важным человеком поближе знаться. Как в таком разе быть? На чай, кофей к себе не зазовешь, не пойдут. Записочку, как, скажем, на ассамблее, с любовным изъяснением не пошлешь. А вы оба из знатных родов. Акимкин батя в чинах, при большом деле, а бояре Овчина-Шубниковы некогда в боярской думе заседали из первых. Во как! По французским али испанским обычаям, да и по австрийским, не столь важно, богат дворянин али беден, важно, каких он кровей. Там знатный дворянин повсюду вхож, со всеми знается. Так что цесарец беспременно с вами захочет свидеться, чтобы через вас с другими знакомство свести или узнать что.
— Так мы ж при службе, — возразил Елизар, — мы ж офицеры и присягу давали.
— То-то и оно! — Меншиков назидательно поднял кверху палец. — Об этом всегда помнить след. Ежели граф в гости зазовет, ходите, не отказывайтесь, пусть не считает нас за варваров. Ежели о чем расспрашивать начнет, отвечайте, но с умом, лишнего чтоб не наболтать. Уразумели?
— Да не так, чтоб… — признался Аким.
— Но, ты не прикидывайся телком деревенским! — строго одернул светлейший. — Служить отечеству всегда надобно с головой. И для чести вашей тут ущерба не будет. Вы оба ребята сметливые, о том мне известно. Ежели он вас в чем уговаривать будет, вы сразу не отказывайтесь, а с дельным человеком потолкуйте. Таковой для сего случая найдется. Ну, однако, мы про дело забыли, — прервал себя Меншиков. — Время-то не ждет. Надо корабли подводить к причалам. Пущай перетягиваются. — Он приказал: — Лево руля. Пойдем вон к тому, пузатому.
Тяжелый боот нехотя перевалился, пошел другим галсом, к галиоту. Матроз Тимошка на ходу ухватил конец веревочного штормтрапа, удержал ход. Иван отвел парус от ветра. Наверху через борт перевесился испуганный чуть не до обморока датский капитан. В бортах поспешно открывались тяжеленные крышки пушечных портов, поднимались кверху, словно ставни либо веки на глазах. Из темного корабельного нутра пятились круглые бронзовые зенки пушек, около них суетилась прислуга. Упал в воду и, прежде чем утонуть, зло пошипел обрывок горящего фитиля. Галиот приготовился салютовать высокому гостю.
— Угорели они, что ли? Или перепились! — ругнулся светлейший. — Этаким салютом нам башку оторвут. — Зычно крикнул по- немецки наверх: — Отставить салют! Капитан! Всех своих ставь заводить верп! Верп, говорю! Малый якорь! Станете на том якорю к берегу подтягиваться, к пристаням; ездить до вас далеко!
