— У меня к тебе просьба. Ничего не говори твоей госпоже о нашем разговоре. Пусть остаётся в неведение.
— Господин, — начала, было, Маха, но Жан прервал её.
— Я не хочу сделать хуже того, что уже совершил. Если пожелает,…сможет сама всё рассказать. А до того никто из нас двоих не вымолвит и слова. Обещай мне, Маха!
— Хорошо, господин!
— Благодарю тебя! — Жан с особой теплотой посмотрел на девушку, и чуть помолчав, тихо добавил: — Заботься о ней. Я дам знать своим людям, что она отныне вправе распоряжаться всем в этом замке и в этом городе в моё отсутствие.
— Вы уезжаете, господин? — с беспокойством спросила, Маха.
— Да, но скоро вернусь! Заботься о…Марии! — повторил он и, оставив девушку, ушёл. Сразу после этого разговора, Маха вернулась обратно в комнату, а Жан снова вышел во двор. Увидев Ле Крусто и Капелюша, он подошёл к ним и отрывисто произнёс:
— Вы будете сопровождать меня. Только вы и никто больше! Остальные пусть отдыхают и готовятся.
— К чему, монсеньор?
Жан невесело улыбнулся в ответ на эти слова.
— Расскажу по пути!
— А куда мы направляемся, можно узнать? — осторожно поинтересовался Капелюш.
— К моей сестре! Мне необходимо её увидеть!
Спустя несколько часов после его отъезда, Мария начала приходить в себя.
Мария с трудом разомкнула слипшиеся веки. Наряду со слабостью и головокружением пришло ощущения уюта и теплоты. Она лежала в широкой кровати и была укрыта тёплым одеялом. Комната была незнакомая, но, похоже, она всё ещё находится в замке. Выходит,…её вытащили из часовни, когда она была без сознания. Взгляд Марии остановился на Махе. Та, увидев, что она открыла глаза, поспешно подошла к постели и нагнулась над Марией, шепча ласковые слова. Слова были полны радости. Мария же чувствовала, как душу её раздирает тоска.
— Я нарушила клятву,…я нарушила обет, — прошептала она. Её глаза наполнились слезами, — я позволила себя увести…
— Нет, госпожа. Нет. Вас вынес из часовни господин, — поспешила сообщить Маха.
— Господин? — Мария с глубокой надеждой смотрела на Маху. — Ты правду говоришь? Он… вернулся?
— Да, госпожа моя. Он как вернулся и узнал, что вы заперлись в часовне, выломал дверь и перенёс вас на своих руках сюда, в эту комнату. Потом очень долго стоял и смотрел на вас. А потом приказал всем слушаться ваших приказов и уехал.
— Уехал? Куда? — Мария пыталась подняться, но была всё ещё слаба и не смогла этого сделать. Её голова бессильно опустилась на подушку. Маха с испуганными глазами тут же нависла над ней и торопливо зашептала:
— Господин поехал к своей сестре. Все в замке говорят, что он хочет вернуть её. Госпожа, он очень изменился за эти дни. Он больше не злится, хотя всё ещё грустит. Многие в замке благодарят тебя, госпожа. Они говорят, что это благодаря тебе он изменился. Они всё время справляются о твоём самочувствии. Особенно раненые. Все хотят помочь тебе, но не знают, как это сделать.
Мария взяла руку Махи в свою и тихо прошептала:
— Господь услышал мои молитвы. С ним всё хорошо. Лишь это имеет значение.
Вести, которые сообщила Маха, подействовали успокаивающе на Марию. Она закрыла глаза и погрузилась в безмятежный сон. Неизвестно что именно ей снилось, но на нежных устах Марии то и дело появлялась мягкая улыбка. Удостоверившись, что госпожа пошла на поправку, Маха вышла из комнаты, дабы иметь возможность позаботиться об обеде. Жизнь потекла в обычном русле. Потрясения, владевшие замком последнее время, стали отступать. Все обитатели с уверенностью и спокойствием занялись повседневными делами.
Интриги продолжаются
Несколькими днями позже поздней ночь Тристан Лермит, укутанный с ног до головы в чёрный плащ, пересёк мост Сен- Мишель. Недалеко от места, где заканчивался мост, его ждал человек, закутанный, как и он, в чёрный плащ. Тристан подошёл к нему, и они вдвоём спустились под мост к берегу Сены. Здесь между ними состоялся короткий разговор.
— Ты узнал? — спросил Тристан у незнакомца. Тот тихо ответил:
— Узнал. Всё так и есть. Гилберт де Лануа — главный в ордене. Ему служат тысячи людей. Половина из них убьют кого угодно по одному движению руки этого человека. Он обладает огромным могуществом. Логово ордена находится под одной из часовен в монастыре. Я знаю, где она находится, однако проникнуть внутрь мне не удалось. Часовня усиленно охраняется. На виду никого нет, но едва кто- либо оказывается у дверей — сразу возникают два монаха. По моему глубокому убеждению, они не единственные кто охраняет вход в логово ордена. Они полностью властвуют в монастыре. Часть людей в монастыре лишь притворяются монахами. В действительности же они служат ордену. Однако различить настоящих и мнимых монахов не представляется возможным. И эти скудные сведения мне удалось добыть с риском для жизни. Эти люди охраняют всё, что имеет отношению к ордену. Никому не удастся подобраться к ним близко. Они убьют любого, кто попытается это сделать.
Тристан внимательно выслушал собеседника. Когда тот закончил, он вытащил увесистый кошелёк и вручил ему со словами:
— Продолжай наблюдать за всем, что происходит в монастыре. Встретимся здесь ровно через неделю!
На том оба расстались. Незнакомец сразу же испарился в темноте, а Тристан поспешил в обратный путь, дабы сообщить важные вести своему хозяину. Путь его лежал в предместье Сен-Виктор. Именно там находился небольшой уютный домик, который стал на время пристанищем…для наследника престола.
Когда Тристан появился в доме, Дофин всё ещё не ложился. Завидев его, он вскочил с кресла и забросал нетерпеливыми вопросами. Как ни странно, Тристан всегда запоминал их все.
— Ваше высочество, слова Таньги подтвердились, — сразу же сообщил Дофину Тристан, — Лануа действительно являетесь главой ордена.
— Кто бы мог подумать, — Дофин Людовик неопределённо хмыкнул, — признаться, я уже начал подумывать, что этот пройдоха одурачил нас в прошлый раз. Приходится признать истину. Таньги избавил нас от возможности быть одураченными этими людишками. Ничего, очень скоро мы избавимся от них.
— Это сделать не так просто, ваше высочество, — подал голос Тристан.
— Святые и грешники! Кто говорил, что сделать легко? Однако сделать придётся. И, прежде всего, следует убрать Лануа. Он слишком много знает и как мне видится, слишком многого хочет. Во всяком случае, я не собираюсь отдавать церковь в руки этого негодяя. Такой поступок был бы равносилен приговору самому себе. Следовательно, мы должны быть готовы. Как только батюшка отдаст богу душу… — Дофин осёкся и, с беспокойством взглянув на Тристана, коротко спросил: — Кстати, как его здоровье?
