раньше не думал, Дик продолжает грести, вспоминая предстоящие повороты и изгибы реки и одновременно мысленно проклиная луну. Время поджимает, он начинает беспокоиться и вспоминает пословицу «не говори «гоп», пока не перескочишь».
Он все больше нервничает и теряет терпение, почти предчувствует неудачу, и вот в этот момент, обогнув очередной выступ берега, видит именно такое место, какое ему нужно. Короткий ровный участок реки с узким руслом, с крутыми берегами по обеим сторонам, с нависающими деревьями, которые едва не встречаются посредине и полностью затмевают ненавистный свет, погружая всю поверхность воды в глубокую тень. Это совсем недалеко от одинокой фермы Аберганн и устья ручья, пробегающего мимо нее. Но Коракл Дик о них и не думает – думает лишь о том, что место подходит для его дьявольского замысла.
Убедившись в этом, он дольше не откладывает, но немедленно приступает к действиям – и действует тем проворней, чем больше желает получить обещанную священником награду. Сняв весла, он встает на ноги; встав на скамью, стоит несколько мгновений, балансируя. Затем встает ногами на борт, навалившись всем своим весом.
Лодка мгновенно переворачивается, всплывает дном вверх и выбрасывает и Дика, и Льюина Мердока в стремительно текущую темную воду.
Пьяный идет на дно, как кусок свинца; вероятно, он не испытывает боли и даже не понимает, что тонет; думает, что это продолжение его сна!
Убийце все равно: он только убеждается, что его жертва утонула. Теперь ему нужно думать, как спастись самому. Нужно плыть в одежде и обуви.
Это трудно, но он тем не менее добирается до берега и утомленно выбирается на него; дрожит, как промокший спаниель, потому что на Плимлиммоне выпал снег и растаявшая вода попала в реку.
Но холод уайской воды ничто по сравнению с ознобом, который пробирает его до костей, когда он обнаруживает, что выбрался в том самом месте, на которое волны вынесли другое тело – тело, которое он тоже отдал им, – тело Мэри Морган!
Мгновение он стоит пораженный ужасом, с вставшими дыбом волосами, с застывшей в венах кровью. Потом, с усилием придя в себя, подтягивает мокрые брюки и бежит с этого проклятого места – он и сам проклят – бежит в направлении Ллангоррена, широко обходя стороной Аберганн.
Он не боится подходить к Ллангоррену в промокшей одежде – напротив, знает, что в такой маскировке будет тепло принят. Так и есть.
Миссис Мердок поздно не ложится спать, ожидая Льюина; впрочем, она мало надеется на его появление. Глядя в окно, она при свете луны видит человека, который идет мимо каретного сарая к дому.
Подбежав к двери, она, изображая удивление, восклицает:
– Это вы, мсье Ришар? А где мой муж?
И когда Коракл Дик рассказывает ей о несчастном случае – рассказ, естественно, подправлен в соответствии с обстоятельствами, – она испускает возглас, который можно принять за проявление подлинного отчаяния. Но на самом деле это возглас радости, которую она с трудом сдерживает: теперь она единственная владелица дома и земель на многие мили вокруг!
Глава шестьдесят седьмая
Дипломатическая глава
Наступил новый день, солнце снова взошло над Булонью; и майор Магон снова с своей столовой со своим единственным гостем капитаном Райкрофтом.
Скатерть со стола убрана, на столе любимый напиток майора; и вот, держа в руках стаканы с пуншем и закурив сигары, они завершают разговор о дневных происшествиях, особенно связанных с тем, ради чего Райкрофт приехал в Булонь.
Майор еще раз поговорил с сестрой – недолго, когда она с подругами была на прогулке после уроков. Разговор добавил некоторые сведения к тому, что они уже знали – и об английской девушке, заключенной в монастыре, и о священнике, который привез ее сюда. То, что это был именно отец Роже, не вызывает никаких сомнений: Кейт его подробно описала девушка, хорошо его знающая. Монашкам известно его имя, которое он получил при крещении, – Грегори; хотя майор провозглашает, что все священники одинаковы, все черные, именно этого священника окружает гораздо более глубокая чернота, и это само по себе помогает его опознать. Даже в монастыре, куда он имеет доступ, с ним связано что-то мрачное; но что именно, молодая собеседница Кейт не смогла определить.
Полученная информация вполне совпадает с ранее известными сведениями о характере священника и с теорией, что он подстрекал к совершению преступления, если не сам его совершил. Это предположение подкрепляется его частыми посещениями монастыря и тем, что он пользуется вниманием настоятельницы. Он ее близкий друг. Больше того, новая английская послушница не первая привезенная agneau d’Angleterre [158] в Булонь и переданная в лоно церкви. Были и другие, все очень состоятельные, способные не только сами содержать себя, но и дать средства на содержание всего монастыря.
Никто не говорит, что эти английские овечки попали во французское стадо недобровольно; но ходят слухи, что последняя привезенная отцом Роже бунтует; и что даже если она станет монашкой, то не по своей воле; что она против этого протестует.
Джек Уингейт всему этому верит: он по-прежнему убежден, что «Soeur Marie» – это Мэри Морган; и несмотря на всю невероятность и неправдоподобность, капитан Райкрофт готов прийти к такому же заключению; майор, который меньше знает предшествующие события, зато хорошо знает монастырь и его обитателей, никогда в этом не сомневался.
– Относительно того, как лучше извлечь оттуда девушку. Как вы считаете, Магон?
Капитан Райкрофт задает этот вопрос не равнодушно или небрежно; напротив, он полон нетерпения. Дочь уайского фермера ему не знакома, зато он теперь хорошо знает Уингейта; и намерен помогать молодому лодочнику до конца этого загадочного дела. В трудную минуту Джек Уингейт был рядом с ним, теперь он будет рядом с Джеком во что бы то ни стало. К тому же, образно выражаясь, они по-прежнему в одной лодке. Если умершая возлюбленная Уингейта, чудесным образом воскрешенная, получит также свободу, это может пролить свет на другу смерть, увы, несомненную. Поэтому капитан Райкрофт не совсем бескорыстно помогает лодочнику; задав вопрос, он с нетерпением ждет ответа.
– Придется воспользоваться хитростью, – не сразу отвечает майор; предварительно он делает большой глоток из стакана
