Фараон страшно кричал. На него невозможно было смотреть, когда древко, кремневый наконечник и металлические ложки медленно выходили из раны. Настой красного шепена давно уже перестал действовать, и боль уже ничто не смягчало. Я понимал, что наношу ему серьезные внутренние повреждения, слыша, как рвутся волокна плоти.
Пот лился по моему лицу, обжигая глаза и ослепляя, но я продолжал тянуть, пока внезапно окровавленная стрела не оказалась у меня в руке. Я отлетел в противоположный конец каюты и ударился о борт. На миг я застыл, опершись о балку без сил. Увидел, как темная полусвернувшаяся кровь фонтанчиком бьет из раны, но не мог собраться с силами и подойти к фараону.
Я смазал рану драгоценной миррой и засахаренным медом, затем завязал чистым полотном. Работая, я читал вслух заклинания для перевязки ран:
Я свяжу тебя, творенье Сета.
Я заткну поганый рот.
Отступай предо мной, полна,
Отступай предо мной, цветок,
Смерти алый злой бутон.
Изыди, Сета красный пес.
Это заклинание следовало произносить, обрабатывая кровоточащую рану от клинка или стрелы. Есть особые заклинания для каждого вида ран, включая ожоги и раны, нанесенные клыками или когтями льва. На выучивание заклинаний уходит большая часть времени при подготовке врача. Я никогда не мог сказать наверняка, действуют ли эти заклинания, однако считаю, что обязан пользоваться всеми доступными средствами для лечения своих пациентов.
В нашем случае фараону стало намного легче после перевязки. Он уснул, и я смог оставить его на попечении жен и выйти на палубу. Глоток свежего, прохладного воздуха вернул меня к жизни, так как операция обессилила лекаря не меньше, чем пациента.
Наступил вечер, солнце устало садилось за голыми западными холмами, отбрасывая красноватый отблеск на поле боя. Нападения пехоты гиксосов так и не последовало, и Тан все еще переводил остатки побежденной армии с берега на ладьи, стоявшие на якоре посредине реки.
Я смотрел, как переполненные лодки везли раненых и истощенных людей мимо нашей барки, и меня переполняла жалость к ним и ко всему нашему народу. Этот день навсегда останется самым тяжелым днем в истории Египта. Потом я увидел, как туча пыли над колесницами гиксосов начала перемещаться в сторону Фив. В красных лучах заходящего солнца она приобрела кровавый оттенок. Я воспринял это как знамение, и жалость моя перешла в ужас.
Уже стемнело, когда Тан поднялся на борт царской барки. При свете факелов он казался трупом, восставшим на поле боя. Побледнел от усталости и серой пыли. Его плащ затвердел от засохших грязи и крови, а под глазами виднелись темно-синие круги. Увидев меня, сразу спросил о здоровье фараона.
– Я удалил стрелу. Но рана глубока, стрела прошла слишком близко от сердца. Если он проживет три дня, я смогу спасти его.
– Как твоя госпожа и ее сын? – Тан всегда задавал этот вопрос при встрече со мной.
– Царица Лостра устала, так как она помогала мне во время операции. Царевич, как всегда, весел; сейчас спит под присмотром нянек.
Я увидел, как Тан зашатался, и понял, что даже его огромный запас сил скоро иссякнет.
– Тебе нужно отдохнуть… – начал было я, но он стряхнул с плеча мою руку:
– Принеси сюда светильники, прикажи принести твои кисти, чернильницы и свитки. Я должен послать предостережение Нембету, чтобы он не попал в ловушку так же, как я.
Мы просидели с Таном половину ночи, и вот какое послание продиктовал он мне:
Я приветствую тебя, вельможа Нембет, Великий лев Египта, командующий войском Ра из войск фараона. Да живешь ты вечно!
Знай же, что мы встретились с врагами по имени гиксосы на равнинах Абнуба. По своей силе и свирепости гиксосы опасны и имеют странные стремительные лодки, против которых мы не можем устоять.
Знай также, что мы потерпели поражение и что наше войско разбито. Мы не можем противостоять гиксосам.
Знай также, что фараон серьезно ранен и его жизни угрожает опасность.
Мы просим тебя не встречаться с гиксосами в открытом бою, потому что корабли их стремительны, как ветер. Ищи спасения от них за каменными стенами или жди нас на борту своих ладей, дабы избежать удара врага. У гиксосов нет своих кораблей, и только с помощью наших ладей мы сможем победить их.
Мы просим тебя ждать нашего прихода, не вводя свои войска в бой.
Да защитят тебя Гор и все боги Египта!
Тан, вельможа Харраб, командующий войском Птаха из войск фараона, говорит это.
Я написал четыре копии послания, и, как только завершал очередную, Тан подзывал гонцов и отсылал их к вельможе Нембету, Великому льву Египта, который шел к нам с юга с подкреплением. Он отправил по реке две быстрые ладьи с двумя копиями послания. Потом высадил на западном берегу двух лучших бегунов и послал в сторону Фив на поиски Нембета.
– Один из твоих свитков наверняка дойдет до Нембета. До утра ты больше ничего не сможешь сделать, – заверил я его. – Теперь тебе нужно поспать. Если ты погубишь себя, с тобой погибнет весь Египет.
Тан не пошел к себе, он улегся на палубе, как собака, готовый к любым неожиданностям. Я же отправился в каюту, чтобы быть рядом с царем и утешать свою госпожу.
Я поднялся на палубу еще до первых проблесков рассвета. Выходя, услышал, как Тан приказывает сжечь наш флот. Я не имел права ставить под сомнение его правоту, но он увидел мой недоверчивый и пораженный взгляд и, когда гонцов отослали, коротко сказал мне:
– Я только что получил сведения о перекличке от командиров отрядов. Из тридцати тысяч человек, стоявших вчера на равнинах Абнуба перед колесницами гиксосов, осталось только семь тысяч, из них пять тысяч ранены, многие скоро умрут. Среди тех, кто невредим, мало моряков. У меня едва хватит людей, чтобы снарядить половину нашего флота. Придется бросить остальные ладьи, но я не могу отдать их в руки гиксосов.
И вот теперь, собрав связки камыша, люди начали жечь корабли. Как только загорался камыш, пламя вздымалось до небес. Это было печальное и ужасное зрелище, даже для моей госпожи и меня, хотя мы и не были моряками. Тану было намного тяжелее. Он стоял один на носу царской барки, и каждая черточка лица и вся его фигура выражали отчаяние и горе. Он стоял и смотрел, как горят корабли. Для него все они были красивыми живыми существами.
На глазах у всего двора госпожа моя не могла подойти к нему и занять свое настоящее место, но она тайком пожала мне руку, и мы вдвоем оплакивали Тана и весь наш Египет, глядя, как наши гордые корабли горят, словно факелы. Ревущие столбы огня поднимались над ними, смешиваясь с черным дымом, их кроваво-красный отблеск соперничал с красками рассвета.
Наконец Тан отдал приказ оставшейся сотне лодок поднять якоря, и наш маленький флот с грузом раненых и умирающих повернул на юг.
Позади нас к небу поднимался черный дым погребального костра нашего флота, а впереди в утреннем небе двигалась вдоль восточного берега Нила желтая туча пыли над отрядами колесниц гиксосов, направлявшихся вглубь Верхнего царства к беззащитным Фивам и их сокровищам.
Казалось, боги повернулись спиной к Египту и забыли о нас, так как ветер, обычно дувший в это время с севера, совершенно затих, а затем с новой силой задул с юга. Теперь нам приходилось преодолевать одновременно и течение, и ветер, а ладьи наши были перегружены ранеными. Они сидели глубоко и тяжело двигались вперед, скудные команды гребли до изнеможения. Мы не могли угнаться за войском гиксосов, и оно неумолимо уходило вперед.
Я был поглощен выполнением своих обязанностей царского врача. Однако на борту каждой ладьи нашей флотилии умирали люди, которых я мог бы спасти, и умирали десятками. Всякий раз, когда я поднимался на палубу подышать свежим воздухом и немного передохнуть после напряженного бдения у постели фараона, я видел, как с соседних ладей выбрасывали трупы. С каждым всплеском на поверхности воды появлялся водоворот от хвоста крокодила. Эти ужасные пресмыкающиеся преследовали наш флот, как вороны и стервятники.
