В эту минуту Антония Верди вздрогнула.
— Как! — вскричала она, — кавалер женился на ней! Но разве он имел доказательство, что первая жена его умерла? Или во французском королевстве за двоеженство уже не вешают, как во времена Мольера?
— Не отступая от глубокого уважения, которым я обязан синьоре, — отвечал Матьяс Обер, — я буду иметь честь снова заметить, что донесение отвечает удовлетворительным образом на этот вопрос…
Антония Верди закусила губы и сделала головою знак, ясно говоривший: «Продолжайте!».
Матьяс Обер воспользовался позволением и продолжал читать:
«Впрочем, когда мы утверждаем, что кавалер де ла Транблэ женился на Жанне де Шанбар, мы говорим не совсем правду. Следует сказать, что он только сделал вид, будто женился на ней, потому что брак происходил в капелле маркиза де Тианжа и сам маркиз, переодевшись в костюм аббата, обвенчал супругов. Между тем молодая женщина считает себя законной женой того, кому на самом деле служит только наложницей…»
Улыбка торжества мелькнула на губах Антонии Верди, между тем как Матьяс Обер продолжал:
«Вскоре после этого фальшивого брака кавалер де ла Транблэ, в игорном доме на улице Сент-Онорэ поссорился с придворным вельможей, виконтом д'Обиньи; последовала дуэль, и виконт был опасно ранен. Через три педели после этой дуэли мадам де ла Транблэ, или лучше сказать Жанна де Шанбар, узнала, что кавалер собирал сведения о синьоре Антонии Верди через одного искусного человека…»
— Ах! — вскричала Антония, — кавалер беспокоится обо мне?..
— Так точно.
— Он подстерегал меня?
— Вот именно.
— Посредством одного искусного человека, говорите вы?..
— Чрезвычайно искусного.
— Кто же этот человек?..
Матьяс Обер почтительно поклонился и отвечал с полной самоуверенностью:
— Я.
— Очень хорошо! — сказала Антония, снова закусив губу. — Какие же сведения доставили вы обо мне кавалеру дела Транблэ?
— О! Очень немногие…
И Матьяс Обер в нескольких словах рассказал, что заключалось в донесении, которое представил он Раулю. Потом он продолжал свое прерванное чтение:
«Узнав, что кавалер собирал сведения о синьоре Антонии Верди, Жанна де Шанбар, в припадке ревности, украдкой отправилась к синьоре. Мы пропустим, не останавливаясь, обстоятельства, известные синьоре. Когда Жанна де Шанбар возвращалась в гостиницу» Лион «, ее оскорбил виконт д'Обиньи, который и заплатил жизнью за покушение похитить ее…»
— Виконт был убит кавалером? — спросила Антония.
— Нет.
— Кем же?
— Несмотря на все мои розыски, я не мог этого узнать, — отвечал Матьяс Обер и опять начал чтение:
«Между тем маркиз де Тианж предупредил кавалера де ла Транблэ, что значение синьоры Верди в Пале-Рояле увеличивается, а благосклонность регента к кавалеру быстро охлаждалась. Он прибавил, что надо возвратить колеблющееся влияние каким-нибудь смелым поступком. Синьора Антония Верди удивляла и пленяла регента своей чертовщиной. Надо было придумать что-нибудь удивительнее того, что придумывала она. Маркиз и кавалер без сомнения нашли то чего искали. Пять дней назад, они оба ужинали в Пале-Рояле, и за ужином кавалер де ла Транблэ рассказал регенту о чудесных обоях, которыми он владеет, обоях, представляющих царицу Савскую, предлагающую подарки царю Соломону. Он прибавил, что по его приказанию царица, представленная на обоях, становится живою. Три дня назад маркиз и кавалер в сопровождении двух лакеев ездили в Маленький Замок, привезли с собой обои и отослали их к регенmv. Сегодня маркиз де Тианж, кавалер де ла Транблэ и Жанна де Шанбар, под видом негра, отправились в Пале-Рояль. Сегодня в полночь кавалер должен вызвать царицу Савскую при его королевском высочестве Филиппе Орлеанском и показать ему живую фигуру вместо той, которая представлена на обоях».
Этим кончалось донесение. Матьяс Обер спокойно свернул свою рукопись и подал ее молодой женщине, говоря:
— Смею надеяться, что синьора довольна усердием своего всепокорнейшего слуги…
— Да… да! — с живостью отвечала Антония, вставая с дивана, на котором лежала до сих пор. — Я довольна… очень довольна…
Говоря таким образом, она позвонила. Жан Каррэ явился тем скорее, что все время, пока продолжалось чтение донесения, он оставался за дверьми и слушал с постоянным вниманием.
— Уведи этого человека, — сказала ему Антония, указывая на Матьяса Обера, — дай ему обещанные деньги и прибавь еще десять луидоров. Но прежде всего вели заложить карсту… я должна сейчас ехать…
— Уже почти полночь, — заметил Жан Каррэ, — я думаю, что кучер спит…
— Ну так пусть он проснется! Да проворнее!.. Ступай!..
Пока приказания, отданные таким повелительным тоном, исполнялись, молодая женщина сняла белый пеньюар и без помощи горничной надела придворный костюм, а на лицо черную бархатную полумаску. Топая ногой с лихорадочным нетерпением и произнося отрывистые и бессвязные слова, она ждала, когда ей доложат, что карста готова. Часы пробили полночь в ту минуту, когда она садилась в карету.
— Куда прикажете ехать? — спросил Жан Каррэ.
— В Пале-Рояль, — отвечала Антония Верди, — да скажи Пикару, чтобы он скакал во всю прыть.
Через час карета снова вернулась в отель. Антония отправилась в свою спальню. Она была бледна, и расстроенные черты ее лица ясно показывали, что она испытала какую-то ужасную и неожиданную досаду.
Действительно, она не смогла добраться до тайных апартаментов регента. Напрасно она называла себя; все ее попытки были тщетны, потому что регент не приказал пускать никого, под каким бы то ни было предлогом.
— Торжествуй в эту ночь, кавалер де ла Транблэ, — шептала Антония Верди, с яростью разрывая шнурки своего парчового корсажа. — Торжествуй! Завтра я отплачу!..
Посмотрим теперь, что происходило в Пале-Рояле в ту минуту, когда строгое приказание воспрепятствовало Антонии Верди дойти до регента.
Все было готово для сцены вызывания или скорее для фантасмагорического фокуса, который должен был одурачить Филиппа Орлеанского; и мы должны признаться, что если Рауль не был чародеем первого разряда, то, по крайней мере, он мог прослыть за искусного фокусника в ту эпоху, когда не было еще ни Конта, ни Робера Гудена, ни Боско. Рауль опередил свой век!
Итак, повторяем, все было готово. Было около полуночи, когда регент, в сопровождении маркиза де Тианжа, мадам де Парабер и прелестной Эмили, занял свое место в одном из кресел, поставленных за подвижным барьером, о которой мы уже говорили. Слабый странный свет, потому что свечи не были зажжены, чуть-чуть освещал Ночную залу. Этот фантастический свет едва позволял различать очертания главных персонажей на магических обоях. Вид этой обширной комнаты имел что-то мрачное. Обе женщины, находившиеся с регентом, начали дрожать от страха и весьма мало ценили особенную милость, которой их удостоили. Однако они ничего не сказали и уселись на своих местах, нисколько не успокоенные соседством Филиппа и маркиза де Тианжа. Рауль держал в правой руке черную волшебную палочку, без помощи которой, как известно, не может происходить никакое серьезное колдовство.
