Ознакомительная версия.
Закончив примитивную, старую сказку, Мурташка многозначительно посмотрел на своих спутников. В его взгляде светилась неподдельная чистота детской, простой, честной, открытой, в то же время наивной души, глубина и доброта горячего сердца. Лицо Мурташки светилось торжеством: «Теперь вы знаете, откуда появились люди и медведи? Нет, не знаете. А я знаю!». И была в его образе некая святость триумфального отношения к себе подобному, в которой нет лжи, фальши, корысти, зависти, обиды. Как не было тени намека на злопамятность. Обидеть Мурташку это все равно, что плюнуть в собственное сердце. Ответить вниманием, теплом и заботой — обрести настоящего друга.
— Откуда же ты знаешь такую байку? — без тени намека на насмешку спросил Влас Бердюгин.
— Это не байка. Это правда. Мне эту правду бабка говорила. А ей другая бабка говорила. А той бабке еще та бабка, — запутавшись в линии своих корней, махнул рукой Мурташка. — Так потом всегда стало. Один брат в шкуре ходит. Другой на коне ездит.
— А как же охота на медведя? Вы же убиваете зверя. Значит, убиваете своего брата?!
— Люди друг друга тоже убивают, — потемнел лицом хакас.
— Эт-то верно… — прищурив глаза, поддержал его Гришка Усольцев. — В тайге нет страшнее зверя, чем человек.
— Потом, медведь человека первый начал убивать, — усаживаясь на своего коня, продолжал Мурташка. — Если медведя не убивать, в тайге его много станет. Зверь начнет на человека часто нападать. В тайгу люди ходить будут бояться.
Охотники уселись на своих коней. Гришка, Влас и Михаил посмотрели на Мурташку:
— Куда теперь?
— Думаю, так ехать надо, — невозмутимо махнул рукой хакас, указывая вверх по ключу. — Залетный так шел. Долго шел! Раненый шел. Он знал, куда идти надо. Наверно, тут недалеко. Однако скоро избу найдем, недолго осталось.
Мужики молча переглянулись. Никто не сказал хоть одного слова против. Всем было непонятно, как следопыт найдет разбойничий притон, и когда это произойдет. Но все трое были уверены, если он сказал, значит, так это и будет.
За скалистым прижимом таежный ключ разошелся на мелкие ручейки. Тайга потемнела черными пихтами и кедрами. Ель и береза уступили место высоте. Обрамленная невысокими, рублеными горками чаша встретила путников прохладой наступающей зимы, черными россыпями курумов, пронизывающим, восточным ветром. Недалекий Одинокий голец шумел суровой вечностью: Человек! Здесь тебе не место!
Мурташка остановил коня на чистой, продолговатой поляне, внимательно осмотрел окрестности.
— Что там? — указал рукой на юг, за перевал.
— Чибижекские прииска, — за всех ответил Гришка Усольцев.
— Там? — повторил вопрос, поворачиваясь лицом на восток.
— Река Колба, — был скорый ответ. — Там тоже люди золото моют.
— А туда? — махнул Мурташка головой за спину.
— Сисим.
— Хорошо, — довольно качая головой, улыбнулся хакас. — Однако кругом люди. Тут хорошее место избу делать, — показал вокруг себя. — А потом туда-сюда ездить. Значит, тут искать гнездо будем. Больше негде.
— Однако Залетный не дурак был. На ручье избу ставить не будет, спрятал от глаз. Где же его искать, зимовье-то? — растерянно спросил Гришка. — Столько тайги! В одну сторону до вечера ехать и в другую столько же. Сейчас, по снегу, без следов чужую поклажу искать — время терять.
— Тут, наверно, думать надо, — прищурил глаза Мурташка. — Мой дед так говорил: «Хочешь поймать зверя, думай как зверь!» — и хитро улыбнулся. — Думай, Гришка, где бы ты тут, в чаще, избу поставил, чтобы люди не нашли?
— Во как! — рассеянно осматривая горки, задумчиво протянул Григорий. — Как я могу сказать? Хоть я в тайге постоянно, много перевалов перевалил, но к охоте у меня пристрастия большого нет. Я больше по земельной части, кайлой да лопатой. Если с мужиками избы и рубили, то всегда на открытом месте. От людей не прятались.
— А ты, однако, думай! — настаивал хакас.
— Ну, не знаю… если шкуру Залетного надеть, да подальше от людского глаза хорониться, то, думаю, где-то вон там, — указал рукой на северный склон горы, в нагромождения скал, — в тех скалках. Там, наверно, люди мало ходят, сам черт ногу сломит!
— А ты, Влас, как думаешь? — повернулся Мурташка к Бедовому.
— И я такоже кумекаю. Кабы я хотел от любопытного глаза уберечься, то лучшего места не найти. Скалы, завалы, курумник… там тяжелый ход, люди должны стороной то место обходить.
— Теперь, Миша, ты говори! — повернувшись в седле, следопыт обратился к медвежатнику Самойлову.
— Думаю, скалки сразу надо проверить. А уж потом в других местах поискать! — поддержал общее мнение Михаил Северьянович, чем узаконил дальнейшие поиски скрытого зимовья.
В знак общего согласия Мурташка молча покачал головой, поправил за спиной ружье, тронул уздечку монгольского иноходца первый:
— Наверно, теперь я передом поеду!
Его спутники молча переглянулись, однако никто не стал интересоваться причиной смены мест в охотничьем караване. Раз Мурташка решил ехать ведомым, значит, так это и должно быть!
Поехали. Хакас впереди. Михаил Самойлов вторым. За ним Влас Бердюгин. Замыкал шествие Гришка Усольцев.
Сразу за ключом дорога пошла круто в гору. Не меняя направление, мужики спешились, пошли пешком прямо в крутяк. Гладкие, кожаные бродни имели плохую опору, скользили. Мужики пошли медленно. Ведомые за уздечки лошади напряглись выносливыми телами: снег и крутой угол подъема доставляли животным напряжение. Охотники тяжело задышали. Кони промокли телами от пота. Лишь только собаки Туман и Тихон, равнодушно опустив хвосты, стараясь не попадать коню под ноги, вяло плелись рядом в пространном состоянии. Привычные к быстрому передвижению кобели уныло влекли свое жалкое ограничение свободы.
Мурташка не торопился. Не давая коням и спутникам запариться, он часто останавливался, как будто что-то выискивая, внимательно смотрел по сторонам, слушал тайгу, нюхал воздух. Подобные перекуры были не что иное, как необходимое влечение к холодному разуму и твердости руки. В любую минуту ситуация может измениться. Врожденным чувством охотничьего инстинкта хакас предвидел, что очень скоро им придется принять быстрое решение, возможно, придется метко, точно стрелять. И он не ошибся.
Неожиданно собаки насторожились. Туман и Тихон вытянулись телами, навострили уши, подняли хвосты, с шумом втягивая воздух чуткими носами, натянули поводки. По вздыбившимся загривкам было видно, что кобели хватили медвежий запах, наносимый атмосферным течением с горы. Холодный разум и твердость руки были кстати.
— Медведь на горе, — определил Михаил Самойлов.
Мурташка равнодушно покачал головой в знак согласия, спокойно шагнул дальше вперед. Остальные достойно последовали его примеру.
Через небольшое расстояние захрипели лошади, округлили от страха глаза. У охотников не оставалось сомнения, что зверь был где-то неподалеку. Мурташка поднял руку, показал на недавние, утренние следы на снегу, негромко спросил:
— Однако задняя лапа кривая, — и к Михаилу: — Наш зверь?
— Да! Наш… Тот самый! — осматривая медвежьи мозоли, твердо заверил охотник. — Ишь ты, где обосновался. Мы его там, — махнул рукой назад, — по тем косогорам ищем, а он тут, в заветерье прохлаждается!
— Где-то тут бродит, след короткий, — рассматривая следы, заключил Мурташка. — Собак пускать надо. Пусть останавливают. Бить зверя надо!
— Что толку? — пожал плечами Михаил Самойлов. — Собаки остановить не смогут. Он, как всегда, в угон оторвется, убежит. Собак за собой уведет, потом где их искать?
— От своего следа не убежит, — твердо заверил Мурташка. — Следы на снегу — что буква на бумаге. Смотришь, хорошо видно! Однако тропить зверя будем, пока не догоним.
— Ну раз так… — согласился медвежатник и, более не говоря ни слова, отпустил собак с поводков.
Обретая волю, кобели друг за другом рванули с места в прыжки. Не обращая внимания на следы зверя на снегу, Туман и Тихон побежали в одном направлении, в разлом между двух скал. Они чувствовали живой запах медведя. Зверь находился недалеко. Неторопливо поднимаясь в гору, часто останавливаясь, Мурташка привел караван к медведю тихо, бесшумно так близко, что не оставалось сомнения, что собаки прихватят медведя врасплох.
Так это и случилось. Не успели наши охотники приготовить ружья, как впереди за скалами взорвалось эхо. Страшный рев медведя смешался с яростным лаем собак. Началось!..
Охотники приготовили ружья. Мурташка и Михаил Самойлов проворно поспешили вперед, к месту схватки собак со зверем. Влас и Гришка остались с лошадьми.
Некоторое расстояние до границы скал Мурташка и Михаил бежали открыто, не таясь, под шум схватки собак с медведем. Потом пошли быстро, скрываясь за деревьями. Наконец-то Мурташка приостановился, вглядываясь вперед, показал Михаилу пальцем. Но старому медвежатнику не надо было объяснять ситуацию. Он видел сам, что зверя и собак скрывают небольшие скалы, пройти за которые можно было через небольшой каменный разлом. Яростные голоса и рев медведя вырывались оттуда. Чтобы подойти на расстояние надежного выстрела, охотникам надо было пройти между ними. Михаил Самойлов сделал шаг в творило, однако Мурташка одернул его за рукав: «Стой! Ветер…». Михаил понял, о чем говорит хакас, остановился, не зная, что делать. Наносимое из-под горы течение воздуха тянуло запахи в щель между скалами. Мурташка вовремя понял это, однако было поздно. Злобный, недовольный рык медведя за скалами определил их огрешность. Зверь хватил человеческий запах и, не обращая внимания на собак, бросился на уход. Пытаясь удержать его, изменившимися голосами собаки побежали за ним.
Ознакомительная версия.
