как зерно тяо. Такой же горькой была жизнь и других народностей и племен Юньнани.
Юньнань почти равна по территории Бирме и значительно больше, чем Таиланд. Живет в ней семнадцать миллионов человек. По сравнению с другими провинциями это немного, средняя плотность здесь менее пяти человек на один квадратный километр, в то время как, скажем, на Хэбэйской равнине на каждом квадратном километре проживает около трехсот человек. Но нет ни одной провинции в Китае, в которой был бы такой пестрый национальный состав населения, как в Юньнани.
Заместитель секретаря партийного комитета провинции Ван Ляньфан, к которому мы обратились с просьбой рассказать о дореволюционной жизни нацменьшинств, развернул карту их расселения. Перед нами лег огромный лист бумаги, похожий на сшитое из различных лоскутков одеяло. На карте было двадцать красок – в Юньнани живет двадцать национальных меньшинств. Это не считая целой сотни родственных племен. В бассейне почти любой речки, на вершине любой горы – особая народность, особое племя.
– Посмотрите на карту, – сказал Ван Ляньфан, – видите, как широко расселены по Юньнани малые народы? Они живут и во внутренних районах провинции – четыре миллиона человек, – и на пограничной линии – свыше двух миллионов. Во внутренних районах две трети расселены на равнинах и склонах гор. Их образ жизни близок к образу жизни китайского населения. Остальная треть обитает непосредственно в горах. Это очень отсталые люди. Даже и сейчас земледелие они ведут во многих случаях примитивно, в быту у них сохранились дикие обычаи и суеверия.
Особенно отсталые народы живут в пограничных горных районах. Почти все они вступили лишь в первичную стадию феодального развития. Некоторые же не дошли и до этого.
К 1949 году и какое-то время после революции у некоторых народностей сохранился первобытный строй. Дети не знали отца, знали только мать и братьев матери. Другие вели кочевой образ жизни, каждую весну переходили на новое место со своим несложным хозяйством (котелок и собака). У них не было даже одеял.
Те, кто занимался земледелием, выращивали злаки, бросая семена прямо на невспаханную землю. О существовании народности дулу до освобождения вообще не было известно. Когда бойцы Народно-освободительной армии пришли на реку Ниайка, они обнаружили там людей, живущих на деревьях. Одеждой им служили шкуры зверей и древесные листья. Лица женщин были разукрашены татуировкой.
Широко были распространены самые различные виды жертвоприношений. Существовал, например, обычай приносить в жертву скот, если в семье кто-либо заболевал. В одной деревне, состоявшей из двадцати семи дворов, распространилась эпидемия. Люди принесли в жертву шестнадцать буйволов, сто свиней, тысячу кур. Деревня разорилась.
По обычаям другой народности, если больной произносил в бреду чье-нибудь имя, сородичи считали того человека виновником болезни. Его убивали всей деревней или сжигали на костре. Самое малое – изгоняли из деревни.
…Еще до беседы с товарищем Ваном я побывал в институте нацменьшинств и познакомился там со студентом Го Дачаном из народности кава, которая живет на горе того же названия. Юноша с очень смуглым, почти черным лицом был в национальной одежде – цветная жилетка поверх белой рубашки и высоченная чалма на голове. К жилетке у него была пристегнута авторучка (народности на юго-западе шьют одежду без карманов). Временами он брал ее и быстро делал какие-то записи в своем блокноте.
– Дикости среди моего народа, – сказал он, – еще очень много. Правда, на нашей горе теперь уже не приносят людей в жертву богам, а на соседнюю гору, что находится в трех днях пути от нас, где тоже живет народ кава, мы ходим с опаской.
– Этот народ, – пояснил преподаватель института, – самый отсталый. Но суеверий, конечно, много и среди других малых народов. Вот сейчас в общежитии лежит больной студент из народности ицзу. Знаете, что он мне вчера сказал? «Я, – говорит, – болею потому, что над моей головой, на втором этаже, живут девушки: женщина не может находиться выше мужчины, это приносит горе».
В Куньмияском музее мне показали письмо юноши к своей возлюбленной. Это послание изумительно по своей искренности и чистоте. Написано письмо и не иероглифами, и не буквами. Люди из племени, к которому принадлежит юноша, не имеют представления о грамоте. О своих чувствах и мыслях они сообщают друг другу листьями трав, корой деревьев, хлебными злаками.
Девушка взяла присланный юношей лист бамбука и прочитала: «Хочу, чтоб мы всегда были вместе». Она всмотрелась в какой-то знак на листочке, и перед ней возникла фраза: «Я искренне люблю тебя». Две спички, связанные вместе, сообщили ей: «Вечером приду к тебе с факелом», а два бобовых зернышка сказали: «Куда бы ты ни пошла, я найду тебя».
Студенты института нацменьшинств прочитали мне письмо юноши полностью и ответ на него девушки. Оба документа примечательны, и я приведу их дословно.
Письмо юноши:
«Посылаю тебе подарок. Где бы ты ни была, я найду тебя и поведу на игры. Не уходи далеко, я скучаю по тебе. Я повинен за все обиды, если они существуют. Хочу, чтобы мы всегда были вместе. Я искренне люблю тебя. Если ты заболеешь, я буду ухаживать за тобой. Я последую за тобой, куда ты пойдешь. Вечером приду к тебе, выходи на мой зов. Мои слова правдивы, прошу тебя – согласись. Я постараюсь сделать тебя нарядной. Не будем бояться, если родители станут угрожать. Я непременно приду за тобой. Где бы ты ни была, я найду тебя. Давай поклянемся: будем вместе вечно, не будем расставаться друг с другом. Около тебя нахожусь я, ты не бойся ничего. Будем вместе до самой смерти. Вечером приду к тебе с факелом, мне надо поговорить с тобой. Куда бы ты ни пошла, я найду тебя. Твои вещи я понесу».
И вот что ответила девушка:
«Родители увидят, – наверно, рассердятся. Мои родители будут ругать меня. Ты не приходи, родители будут ругать меня. Люди будут смеяться надо мной, будут говорить обидные слова. Не думай обо мне. Я буду несчастлива, если послушаюсь тебя. Они будут угрожать мне, я боюсь. Не приходи, не уговаривай. Мне не нужен твой подарок, возвращаю его. Я не могу слушать тебя. Родители меня зарежут».
Я держал в руках эти «письма» – несколько десятков листков, кореньев, зерен, – и они жгли мне ладони…
ЧАЙНЫЕ КУСТЫ ЗАЦВЕЛИ
Нам не довелось побывать на Ляньшани. Было слишком мало времени, и манила другая гора, которая находилась в противоположном конце Юньнани. Про нее я узнал еще в Пекине из иллюстрированного журнала. На цветной фотографии гора выглядела малиновой. У подножия извивалась прозрачная зеленоватая речка. В
