ругательства и проклятия. Лорд Уиллогби также проклинал Блада за то, что он,
идя на абордаж, азартно поставил все на карту.
Мушкетеры, стоявшие в готовности на шкафуте, повиновались команде с
потрясающей быстротой, в которой заключалась их единственная надежда на
спасение от смерти. Пятьдесят мушкетеров бросились вперед, и над головами
людей Хэйтона, из-за обломков носовой части, засвистели пули. Это было как
раз вовремя, потому что французские солдаты, убедившись в невозможности
освободиться от крюков, глубоко впившихся в борта и палубу "Викторьез",
готовились открыть огонь сами.
Корабли с резким стуком ударились, друг о друга правыми бортами.
Спустившись с квартердека на шкафут, Блад отдавал приказания, и они
выполнялись с поразительной скоростью: мгновенно были спущены паруса,
обрублены веревки, поддерживавшие реи, выстроен на корме авангард
абордажного отряда. В ту секунду, когда корабли столкнулись друг с другом,
пираты по команде Блада взмахнули абордажными крючьями: тонущая "Арабелла"
была накрепко пришвартована к "Викторьез".
Уиллогби и ван дер Кэйлен, затаив дыхание, стояли на юте и широко
открытыми глазами наблюдали за изумительной быстротой и точностью, с
которыми действовали капитан Блад и его отчаянная команда. Но вот трубач
проиграл атаку, и Блад, увлекая своих людей, стремительно ринулся на палубу
французского корабля. Корсары из арьергардной группы абордажников,
руководимые Оглом, с криком перескакивали на носовую часть "Викторьез", до
уровня которой уже опустилась высокая корма "Арабеллы". Следуя примеру
своего вожака, они накинулись на французов, как гончие собаки на загнанного
оленя. А вслед за смельчаками "Арабеллы" на борт "Викторьез" бросились все
остальные пираты. На палубе тонущего корабля остались только лорд Уиллогби и
голландец, продолжавшие наблюдать за боем с квартердека.
Бой длился не более получаса. Начавшись в носовой части корабля, он
быстро перекинулся на шкафут. Французы упорно сопротивлялись, ободряя себя
тем, что они численно превосходят противника, и ожесточая свои сердца
сознанием, что противник их не помилует. Но, несмотря на отчаянную доблесть
французов, пираты постепенно оттесняли их к одной стороне палубы, и
"Викторьез" под тяжестью пришвартованной "Арабеллы" опасно кренился на
правый борт. Корсары дрались с безумной храбростью людей, знающих, что им
некуда отступать и что они должны либо победить, либо погибнуть. И в конце
концов им удалось овладеть "Викторьез", хотя эта победа стоила жизни
половине экипажа. Уцелевшие защитники "Викторьез", загнанные на квартердек и
подгоняемые разъяренным де Риваролем, еще пытались кое-как сопротивляться. А
когда де Ривароль упал с простреленной головой, его соотечественники,
оставшиеся в живых, бросили оружие и взмолились о пощаде.
Но и после этого люди Блада не могли еще отдохнуть. "Элизабет" и
"Медуза", сцепленные абордажными крючьями, представляли собой единое поле
боя, и французы уже дважды отбрасывали людей Хагторпа со своего корабля.
Хагторпу требовалась срочная помощь. Пока Питт с матросами занимался
парусами, а Огл наводил порядок на нижней пушечной палубе, Блад приказал
вытащить крюки, чтобы освободить захваченный корабль от тяжкого груза. Лорд
Уиллогби и адмирал ван дер Кэйлен уже перешли на "Викторьез", и, когда он
делал поворот, спеша на помощь Хагторпу, Блад, стоя на квартердеке, бросил
последний взгляд на "Арабеллу", которая так долго служила ему и стала почти
частью его самого. После того как отцепили крюки, "Арабелла" несколько минут
покачивалась на волнах, а затем начала медленно погружаться, и вскоре там,
где она затонула, остались только маленькие булькающие водовороты над
верхушками ее мачт.
Блад молча стоял среди трупов и обломков, не сводя глаз с места
исчезновения "Арабеллы". Он не слышал, как кто-то подошел к нему, и
опомнился только тогда, когда позади него раздался голос:
