Артакс оказался прямо перед простым римским солдатом, который накинулся на особу царской крови, сразив вначале ударом знаменосца. Стяг полетел наземь, а следом за ним, запнувшись, и Артакс, которого солдат взмахом меча загнал в положение, из которого отступать уже некуда. Артакс вскинул навстречу свой клинок, чтобы заблокировать удар по голове, но ауксилиарий в последнее мгновение сменил цель и кончиком меча рассек князю руку над запястьем, раздробив кости и перерубив сухожилия. Артакс с воплем выронил меч из утративших чувствительность пальцев. Ауксилиарий шагнул к нему и замахнулся, собираясь прикончить.
— Стой! — рявкнул Катон, кидаясь к солдату сзади. Щитом он успел отбить его от Артакса как раз в момент удара, так что клинок без урона воткнулся в песок. — Не тронь его!
Обернувшись, Катон прокричал на греческом:
— Сдавайтесь! Князь повержен! Сдавайтесь все!
К Катону подскочил один из оставшихся телохранителей, но не набросился, а, постояв в нерешительности, бросил на песок свой меч. За ним последовали другие, но не раньше чем одного из них, заартачившегося, приткнул ауксилиарий, все еще горящий пылом битвы.
— Вторая Иллирийская! — строго окрикнул Катон. — А ну стоять! Ни с места!
Его люди отошли на несколько шагов и опустили мечи. Лишь тогда уцелевшие телохранители начали осторожно складывать наземь оружие и отходить в сумрачном ожидании пленения. Страх и горечь поражения читались на их лицах. Катон, слегка расслабившись, поставил свой щит на землю. У него в ногах сидел Артакс, нянча у груди изувеченную руку и с горестным покачиванием постанывая сквозь стиснутые зубы. Катон глубоко-глубоко, до боли в груди вздохнул. Его вдруг разом охватила неимоверная усталость, от которой саднило не только тело, но и душу. Подумать только, каким тяготам он подвергал себя все эти дни. Но теперь все позади. Атака колонны повстанцев, битва с парфянами, восстание. Все. Словно в доказательство он поглядел сверху вниз на Артакса, утомленно кивнув самому себе. Затем взгляд его упал на ярко-красный змеистый стяг. Катон нагнулся и поднял его. Найдя глазами ауксилиария, что срезал Артакса, он подозвал его и протянул стяг ему.
— На, это твое… Ты добыл его, солдат.
Ауксилиарий с польщенной улыбкой принял древко.
— Благодарю, господин префект. Сила и честь.
— Катон! Катон! Где ты, дружище?
Обернувшись на взволнованный голос Макрона, Катон увидел, что легионеры успели разделаться с головой Артаксовой колонны и теперь приближаются к изрядно потрепанным, окровавленным людям Второй Иллирийской, скопившимся вокруг неприятельского стяга. Вокруг густо лежали тела и повстанцев, и римлян, поодиночке и грудами, а в сторонке стояла горстка пленников, подавленно озирая сцену побоища.
— Клянусь богами, — бормотал Макрон, пробираясь через трупы к Катону, — ну и резня… Как ты, друг мой? В порядке ль, жив-здоров?
Видя на лице друга обеспокоенность, Катон только тут понял, что и шлем, и лицо его перепачканы кровью.
— В полном порядке, мой господин. И жив, и здоров.
— Ай хорошо, ай отрадно. — Макрон приятельски ударил его по плечу. — Славная работа. А это, я понимаю, наш досточтимый Артакс?
— Он самый. Надо бы, чтобы кто-нибудь занялся его рукой.
— Ты думаешь, имеет смысл? — пожал плечами Макрон. — Мне кажется, нет. Сомневаюсь, что он переживет встречу со своим горячо любящим отцом.
— Едва ли, — согласился Катон. — Но это их дело. А мы, если доставим его к Вабату живым, можем добиться от венценосца каких-нибудь благ. И теперь, когда устранена парфянская угроза…
Он, обернувшись, оглядел поле битвы. С окончанием сражения, когда начала оседать пыль, становился виден масштаб потерь врага. Парфянское войско было разгромлено наголову; сейчас его разрозненные остатки безжалостно преследовала кавалерия Лонгина и кое-кто из пехотинцев. Большинство уцелевших парфян бежало в теснины и овражки пересеченной местности, пытаясь хотя бы там укрыться от воодушевленных победой римских солдат.
— А что, — заметил Макрон со смешком, глядя, как друг озирает поле боя, — получается, сработала твоя затея.
Катон обернулся и поначалу робко, а затем уже и открыто рассмеявшись, признал:
— Похоже, что да.
Вокруг Катона и его людей постепенно собиралась когорта Макрона, восторженно оглядывая работу, проделанную ауксилиариями. Вот чей-то голос из их рядов задорно крикнул:
— А ну, ребята! Второй Иллирийской слава!
Легионеры моментально подхватили призыв одобрительным ревом, и лица ауксилиариев после секундного удивления расплылись в радостных улыбках. С торжествующими криками они бросились тискаться с легионерами.
Сзади послышался стук копыт; обернувшись, Макрон с Катоном увидели подъезжающий отряд Балта. Князь широко улыбался, а при виде полоненного стяга глаза у него восторженно сверкнули. Остановив коня, он соскочил с седла и через тела пошагал к римским офицерам.
— Друзья мои, приятели! Вот это победа так победа. Парфия повержена — да что там, посрамлена! Это я вам говорю. Вы, часом, братца моего не видели? Может, кто-то отыскал его труп?
Макрон, посторонившись, указал в сторону Артакса:
— А вон он сидит. Живой, хотя, может, и не вполне здоровый.
При виде брата — бледного, полулежащего, с безжизненной кистью у груди — улыбка сошла у Балта с лица.
— Ты… Все еще живой?
Артакс, приоткрыв глаза, поднял на брата изнеможенное лицо, которое тем не менее кривилось дерзкой ухмылкой.
— Как видишь, братец. Живой, и даже очень. А когда отец меня такого увидит, я перед ним покаюсь. Со слезой покаюсь, буду плакать и стенать. Созна€юсь в самонадеянной пылкости своей, что подвела меня и толкнула на измену. И знаешь что? Он меня простит.
Макрон, слыша эти слова, расхохотался деревянным смехом.
— Да что ты, свет моих очей! Это после твоих-то проделок?
— А что? — Артакс, улыбаясь, пошевелился, но тут же сморщился от стрельнувшей боли. Когда он заговорил снова, лоб у него был в мороси холодного пота: — Вы не знаете моего старика. Как и у большинства отцов, особенно пожилых, у него есть слабость. Непреложное стремление потакать своему любимому сыну, что бы тот ни натворил.
Последовала тишина, во время которой каждый на свой лад обдумывал эти слова.
— Н-да, — первым произнес Балт, кивнув в тихой задумчивости. — А ведь он прав. Всяко может обернуться…
На этом он обернулся к ближним своим воинам и гаркнул команду. Прежде чем Макрон с Катоном успели спохватиться, в воздухе звучно стегнуло несколько стрел, пригвоздив Артакса к земле. Ахнув, тот расширенными глазами воззрился на брата. Но вот глаза угасли, остекленели, и безжизненное лицо Артакса каменно уставилось в небо, безвольно отвесив челюсть.
