будет ли присутствовать сам Ярхай. На расстоянии двух башен к северу находилась красное знамя вексилляции IIII Скифского, на нем были изображены олицетворения победы в синем цвете, орел, лев и надпись полностью золотыми буквами. Молодой патриций Ацилий Глабрион встал бы там. За ним развевался желто-голубой четырехлепестковый цветок Анаму. Еще дальше, у северо-западного угла оборонительных сооружений, было знамя Огелоса - золотое изображение богини Артемиды на пурпурном фоне. А в центре, над главными воротами, зашипел и щелкнул зубами белый дракон Дукса Реки. Тут и там вдоль стены воздух мерцал там, где костры нагревали песок до потрескивающего, плюющегося жара.
Город Арет был настолько готов, насколько это было возможно, к этому окончательному испытанию. Эта стена стала последней границей империума, где Запад встречался с Востоком, где Romanitas, даже сам humanitas, сталкивался с Barbaricum. Ирония того, что четыре из шести штандартов, развевавшихся над стеной Арета, ни в коем случае нельзя было назвать римскими, не ускользнула от внимания Баллисты.
Он посмотрел через выжженную равнину на орду Сасанидов. Шел четвертый час дневного света. Жителям востока потребовалось много времени, чтобы подготовиться к битве. Было ли это нежеланием? Неужели Шапуру, его царям-вассалам и знати было трудно заставить своих людей снова встать в ужасную боевую линию? Или это был расчет, желание, чтобы все было правильно? Неужели они просто ждали, когда солнце скроется из-за восточного горизонта, из их глаз, когда они смотрели на суровую, одинокую стену Арета?
Теперь Сасаниды были готовы - темная линия, протянувшаяся через равнину. Трубы и барабаны умолкли. Тысячи и тысячи воинов молча ждали. Ветер поднял на равнине пыльные вихри. Затем загремели барабаны, пронзительно завыли трубы. Солнце ударило в золотой шар, который венчал большой боевой штандарт дома Сасана, когда его несли по фронту армии. Драфш-и-Кавьян засверкал желтым, красным и фиолетовым. Сначала слабый, а затем наполняющийся, напев "Мазда, Мазда" разнесся по равнине. Песнопение затихло, затем зазвучало новое, на этот раз более сильное: "Шапур, Шапур". Его белый конь поднимал пыль, пурпурные и белые ленты развевались позади него, Царь Царей ехал впереди своей армии. Он спешился, взобрался на высокий помост, уселся на свой золотой трон и подал знак, что битва должна начаться.
Трубы заиграли другую ноту. Барабаны задали другой ритм. Небольшое колебание, и армия Сасанидов двинулась вперед. Экраны были отодвинуты в сторону, и десять оставшихся сасанидских метательных машин выпустили снаряды. Баллиста кивнул Пуденту, который поднял красный флаг. Двадцать пять баллист защитников ответили. Эта фаза дня вызывала у Баллисты мало опасений. Шансы в артиллерийской дуэли были в значительной степени в его пользу.
Когда линия Сасанидов начала свое долгое-долгое наступление, Баллиста потребовал свой шлем и щит. Пальцы Деметрия теребили ремешок на подбородке. Баллиста наклонился вперед, поцеловал Деметрия в щеку, обнял его и прошептал ему на ухо: "Мы все напуганы".
Вооруженный, в сопровождении Максима и Кастриция, Баллиста позвал персидского мальчика Багоя на свою сторону, чтобы помочь опознать врага.
Когда линия Сасанидов оказалась на пределе досягаемости артиллерии защитников, Баллиста снова кивнул Пуденту, который дважды поднял и опустил красный флаг. Артиллерия Арета перенесла стрельбу с восточной артиллерии на их бредущую пехоту. Злые дротики с железными наконечниками и тщательно скругленные камни полетели в персов, стремясь пробить или разбить их осадные щиты, убить и покалечить людей, которые сгрудились за ними. Когда ударили первые снаряды, линия Сасанидов, казалось, пошла рябью, как пшеничное поле, когда поднимается ветер.
К тому времени, когда персы миновали участок выкрашенной белой краской стены, отделявший 200 шагов от городской стены, и попали в зону действия артиллерии защитников, их линия начала распадаться. Между подразделениями начали открываться бреши. Яркие знамена, под которыми маршировали саки, индийцы и арабы, люди царя Грузии Хамазаспа и воины, следовавшие за владыкой Кареном, отставали. Они все еще наступали, но медленнее, чем люди под знаменами отпрысков семьи Шапура: принца Сасана-охотника, принца Валаша, Радости Шапура, царицы Динак из Месены, Ардашира, царя Адиабены. Знамя владыки Сурена все еще было далеко впереди. В первых рядах на дороге, которая вела к Пальмирским воротам, были Бессмертные во главе с Перозом Длинным Мечом, и Ян-Аваспер, возглавляемый римским дезертиром Мариадом.
-Позор, позор тем, кто бездельничает, - пробормотал Багой. - Воистину, они - маргазан. Они будут вечно мучиться в аду.
-Тихо, мальчик, - прошипел Максим.
Баллиста был погружен в свои мысли. Само присутствие двух элитных отрядов в первой волне атаки было обоюдоострым оружием. Это показало, с какой яростью Шапур намеревался довести атаку до конца. Но, с другой стороны, это показало, что резервов не было. Если бы первая волна потерпела неудачу, другой бы не было. "Да будет так", - сказал Баллиста себе под нос.
Когда передовые персидские части были в 150 шагах от стены, красный флаг был поднят и опущен три раза, а лучники среди защитников натянули луки и пустили стрелы. На этот раз сасаниды не предпринимали попыток прекратить стрельбу, пока не оказались всего в пятидесяти шагах от города. Как только римские стрелы попали в цель, персы ответили. Небо потемнело от их стрел. Но Баллиста с удовлетворением отметил, что каждый перс стрелял именно тогда, когда ему было удобно: не было никаких дисциплинированных залпов, и большая часть стрельбы уходила в молоко
Персидская линия становилась все более раздробленной, разрывы между подразделениями увеличивались. Теперь люди лорда Сурена и королевы Динак отставали – как и люди Мариада: "Те, кто жертвует собой" опровергали свое имя. На равнине те, кто уже отстал, были почти неподвижны. Баллиста наблюдала, как ярко одетый всадник издевается над грузинами. Багой подтвердил, что это был Хамазасп, их царь. Он потерял своего сына в начале осады. У него было больше причин, чем у большинства, желать мести.
Затем Баллиста увидел то, чего он никогда не видел ни на одном поле битвы. Позади грузинских воинов была выстроена шеренга мужчин. Они размахивали кнутами. Воин повернулся, чтобы бежать. Он был буквально отброшен назад на прежнее место. Баллиста посмотрел на другие группы воинов. Позади каждого, даже тех, кто все еще был впереди, стояла шеренга мужчин с кнутами. Был даже один, стоявший за Бессмертными. Впервые за этот день Баллиста почувствовал, как его уверенность возросла. Он улыбнулся.
Без предупреждения воины Ардашира, короля Адиабены, отбросили в сторону свои осадные щиты и ринулись вперед, к стене. Баллиста засмеялся от радости. Это была атака, порожденная не мужеством или бравадой, а страхом. Подстрекаемые
