городах, в зимних и летних резиденциях императоров, в прошлом, конечно, закрытых для народа.
Экзотический пейзаж, грандиозность строений, красота и неповторимое своеобразие архитектуры, сокровища древней скульптуры и живописи – все это поражает, очаровывает, ласкает глаз и душу. Но восторгались мы этим великолепием не только с эстетической стороны. Ведь отныне все эти художественные и культурные ценности принадлежат народу.
И в этих районах большого скопления народа не увидишь нигде ни окурка, ни обгорелой спички, ни клочка бумажки, не говоря уже о консервных банках и пустых бутылках. Если продолжить еще рассказ о том, чего мы не видели в Китае за полтора месяца, – не видели на улицах и в общественных местах ни одного пьяного.
Говорят, совсем недавно еще зрители приходили в китайские театры и кинотеатры с едой, узелками орехов, пили, ели, курили, разговаривали, уходили и приходили во время представления. Сейчас от этих обычаев не осталось и следа – тишина и порядок на всех спектаклях идеальные, а про чистоту в общественных местах уже было сказано. Борьба за чистоту стала в Китае делом всенародным, делом чести каждого трудящегося.
Рост культуры в Китайской Народной Республике за последние годы изумляет не меньше, чем темп хозяйственного строительства. Когда узнаешь, во сколько раз увеличилось против гоминдановских времен количество начальных и средних школ в стране, сколько открыто новых вузов, сколько взрослого населения, рабочих, служащих, крестьян охвачено вечерними школами и разными курсами, создается впечатление, что весь Китай учится, кроме, может быть, дряхлых стариков. В школах ликбеза бывшие неграмотные, конечно, не получают большого образования, но все же выходят оттуда со знанием элементарного набора иероглифов для чтения популярной литературы. Окончившим начальные школы открыт путь в школы взрослых повышенного типа.
Мы были в китайских университетах и институтах, были в районе вузов Пекина – так скромно называют китайские товарищи этот пригород столицы. На самом деле это не район, а целый город вузов, уже действующих и строящихся. Похоже, будто строится огромный промышленный комбинат: такую территорию он захватывает и такими темпами ведется строительство.
* * *
Все наши друзья и знакомые расспрашивали нас, когда мы вернулись в Советский Союз, как нас принимали китайские товарищи. Об этом труднее всего рассказывать, не подберешь слов. Об этом стихами надо писать, кто умеет.
Нам довелось встретить и провести тридцать седьмую годовщину Великой Октябрьской революции в глубинном китайском городе Чэнду. Шестого ноября нас, всю делегацию, пригласили на торжественное заседание, организованное Обществом китайско-советской дружбы. А вечером седьмого ноября в Чэнду, как и во многих других городах Китая, было организовано народное гулянье в честь тридцать седьмой годовщины Октября. Китайский народ радовался нашему великому празднику, как своему собственному. Нам, семерым советским людям, о приезде которых население города знало уже из местных газет, трудно было пробираться по улицам, забитым гуляющими.
Всюду в ярко освещенных скверах и парках из репродукторов лились советские песни на русском и китайском языках. В парках для гуляющих – всевозможные развлечения и зрелища. Там выступают акробаты, там – борцы, там – фокусники, жонглеры, там поет хор, там читают с эстрады юмористические рассказы. Вот на большую танцевальную площадку, зеркально поблескивающую под лучами «юпитеров», выбегают из гримировального павильона китайские парни и девушки в нарядных украинских костюмах и лихо пляшут под духовой оркестр «гопака».
– Кум, – спрашиваю я редактора «Радянськой Украины» Прикордонного, достающего опять из кармана носовой платок, – ты, кажется, плачешь?
– Та вже тричi ревiв…
* * *
И вот последний этап наших поездок и полетов по Китаю – Дальний, Порт-Артур. Китайские товарищи, понимая нашу русскую душу, предложили нам в конце маршрута посетить места, где каждая сопка от подножия до вершины залита кровью русских солдат и каждый камень говорит об их мужестве.
В Порт-Артуре мы повидались с нашими офицерами и солдатами, которые скоро совсем покинут эти края, передав все сооружения военно-морской базы Народно-освободительной армии и флоту Китая. Поднимались на гору Перепелиную, откуда вся панорама героической обороны Порт-Артура видна, как на карте. Были на Электрическом утесе, ездили к форту № 2, где погиб душа порт-артурской обороны генерал Кондратенко. Все сохранилось там, как и было, когда в блиндаж угодил японский снаряд крупного калибра. У развороченных взрывом тяжелых плит бетона до сих пор находят ржавые осколки снарядов. Были на военном кладбище, где вдруг такой Россией повеяло на нас. Русские имена на памятниках с незабываемой датой «1904 год», невысокие корявые акации, уже потерявшие листья, какая-то наша очень знакомая деревенская трава на дорожках между могилами, свист осеннего холодного ветра в голых ветках деревьев.
…Снова Пекин. День дорожных сборов. Прощание с друзьями, которых нажил в Китае и с которыми трудно теперь расставаться. Вот такие они и есть, дальние путешествия. Много удовольствий, много видишь нового, интересного, незаметно пролетают дни, и вдруг под конец чувствуешь, что тебе немножко грустно, и домой уже пора, и уезжать как-то не хочется, и жалко с кем-то расставаться, и не знаешь, доведется ли тебе еще когда-нибудь встретиться с ним. При первой же высадке из самолета в Пекине я встретился с Лю Биньянем, пекинским журналистом, коммунистом, и как сели мы с ним на аэродроме в одну машину, так и не расставались почти все время. Сказать, что он был моим постоянным переводчиком во всех городах, на всех литературных беседах с китайскими журналистами и писателями, – этого мало. Ведь когда приходилось делиться с китайскими товарищами своими мыслями о книгах, об их роли и месте в нашей жизни, мечтами о подлинно великой литературе, не отстающей от великих дел народа, литературе – разведчице самых глубинных жизненных процессов, боевой помощнице партии в трудной работе по воспитанию коммунистического человека, о такой литературе, чтоб сбылось наконец страстное желание Маяковского: «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо», – чувствовалось, что это и его, Лю Биньяня, мысли, мечты. Он не просто переводил чужие слова, он говорил их от себя, от своего сердца, от своих убеждений. Он знает советскую литературу не меньше, чем свою родную, китайскую, и любит ее, и желает ей могучего расцвета. И как трогательно заботился он о нас всюду в пути и на месте прибытия, как старался показать нам все, что только можно успеть осмотреть за малый срок в огромном Китае, чтобы ни один час нашего пребывания в его родной стране не был потерян нами без пользы для будущих наших рассказов и очерков о ней. Спасибо, дорогой друг Лю Биньянь, за все!
1954, октябрь – ноябрь
