пики, копья да сабли, которыми пользоваться не умею!
Стефан стукнул ладонью по стене и завалился на перину, словно провалился в нее. Ночевку сделали в боярской усадьбе — господаря встретили с почетом, прямо на дворе стали зажаривать целого быка для уставших всадников. А вымотавшегося за сутки Стефана отправили в подготовленную для него комнату, где можно было выспаться на толстой перине, набитой перьями и пухом умерщвленных за несколько лет кур и гусей. Однако не спалось, как и не хотелось есть. Все можно было бы списать на трудности адаптации в новом для него времени, но дело было в другом.
— Каждые сутки на вес золота!
Кантемиров чисто физически ощущал уходящее час за часом время, а война приближалась, она была неотвратимой, а с ее началом погибнут многие тысячи русских солдат и местных жителей. И если все пойдет по прежнему варианту, а на такой исход можно уверенно отвести 99 %, то придется снова уходить за Днестр, искать спасения у царя Петра, если турки не убьют. Но что будет с людьми, теми сотнями тысяч жителей, которые и сейчас живут в потрясающей нищете, перебиваясь в лучшем случае одной мамалыгой, в крытых соломой мазанках. Даже бояре, вроде привилегированное сословие, и то бедствовали — тут как нельзя лучше подходило извечное высказывание — не до жиру, быть бы живу!
— Но как изменить предначертанное самой историей?
Вопрос глухо прозвучал в тишине, ответа на него у Стефана не было. А ведь решение где-то было, его нужно было только найти. Он прикрыл глаза, решившись уснуть, повернулся на бок, и, совершив самовнушение, расслабился, отключив мозг. Провалился в состояние дремоты, так всегда было на войне — вроде спишь, но многое чувствуешь, и даже с закрытыми глазами словно видишь, причем как бы со стороны. Темнота его не обступила, сквозь прикрытые веки видел розовые блики — господарь выдал слуге свечи, ведь у хозяев, а это боярское семейство, пусть «малое» по знатности, таковых на все комнаты не хватило.
— Бл…ь! Да что это такое?!
Стефан почувствовал укусы, да-да, именно самые натуральные укусы, пусть не болезненные, но достаточно неприятные. Догадка пришла мгновенно, и он поднялся и присел на перине. Затем спустил ноги и протянул руку к низкому прикроватному столику, на котором стояла глиняная чаша подсвечника с одинокой горящей свечой. Две других он погасил, не желая расходовать понапрасну столь ценный «световой» ресурс. Встал, взял подсвечник и поднял его над периной. И сразу увидел, как на сером полотне поползли в разные стороны небольшие черные пятнышки, но не в пару спичечных головок размером, как он предполагал, а чуть ли не в половину ногтя мизинца. Ахнул — таких богатырских клопов ему не доводилось видеть.
— Мирча!
Вот уж не думал Стефан, что сможет так зарычать, что даже пламя свечи колыхнулось и чуть не погасло. Дверь в спаленку тут же отворилась и на пороге вырос слуга, он же телохранитель, приставленный к нему господарем. Этот крепкий мужчина, через лицо которого протянулся шрам, оставленный татарской саблей, уже в третьем поколении служил Кантемирам, и в его преданности не сомневались.
— Смотри, Мирча, кто мне спать не дает?!
Воин равнодушно посмотрел на клопов, как на данность, и спокойно произнес, констатируя факт без всякого осуждения:
— Так клопы всем спать мешают, кровь дурную сосут.
От такого флегматизма Стефан обалдел, но кричать и топать ногами не стал, а произнес вкрадчиво, понимая, что одними ругательствами такое отношения не изменишь.
— Значит, османы, которые с нашего народа кровь веками сосут, благое дело совершают? А скажи-ка мне, дражайший, если с воина кровь выжимать, то лучше он воевать будет, станет ли сильнее?
— Шутишь, ваша светлость?! Кровососы они и есть кровопийцы — что те, басурмане, что эти клопы!
— Ты сам дал ответ, Мирча. Перину эту на мороз прикажи вынести — у нашего народа меньше кровопийц станет — вымерзнут. И учти — эти твари только на вид мелкие, но болезни на человека могут наслать большие. Мелочей на войне не бывает — ты не выспался, искусанный, допустил ошибку в бою, сам потом погиб и людей своих погубил. И все из-за того, что кто-то не уследил за мелким вредом, за которым последовал крупный. А потому найди виновника и накажи сам — служить, так не картавить, как говорит русский царь Петр! Бездельники мне не нужны, Мирча!
— Прошу простить, ваша светлость, моя вина, — лицо воина приняло жесткое выражение, он поклонился, а Стефан произнес:
— Перину вон отсюда, ложе отодвинуть от стены, достаточно будет кунтуша, я не женщина, чтобы спать на перинах.
— Все исполню, ваша светлость, — Мирча еще раз поклонился, а Стефан прихрамывая подошел к креслу, уселся, взял набитую табаком трубку и раскурил ее от свечи. Задумался, время от времени мусоля чубук и выпуская дым — табак был душистый и крепкий, непривычный после сигарет, к которым он привык на войне. Теперь поневоле перейдет на трубку — о папиросах речи быть не может, нигде их не купишь, полтора века пройти должно. Так сидел и думал, не обратив внимания на пожилых служанок, что зашли в спаленку. Обе низко поклонились, сграбастали перину и выбежали, чуть не падая под ношей, пусть и не тяжелой для двоих, но достаточно объемной.
И удивился сам, мысленно отметив, что отнесся к женщинам совершенно равнодушно, будто к вещам, впервые не увидев в них людей. Усмехнулся, на секунду представив, сколько услышал бы про себя «теплых слов» от феминисток из ХХI века. Впрочем, последние бы тут не выжили — отдали бы туркам и татарам за не надобностью, а те рабынь себе постоянно требовали — таковы стоят нравы на дворе.
Затем появились два паренька, которых Мирча «наградил» подзатыльниками — споро отодвинули ложе от стены, снова поклонились «брату» господаря, и, пригибаясь выбежали. Стефан сделал зарубку — приказ пошел по инстанции и был исполнен, Мирча, собственноручно расстеливший на досках его кунтуш, прошел проверку. И это только начало — теперь Стефан знал, что ему нужно делать в первую очередь — отобрать помощников.
Ведь командир никогда не должен делать сам, если не только в качестве личного примера во время обучения — для этого есть подчиненные. Так и тут — в армии всегда есть те, кто по своему духу командир, не только умеющий управлять, но способный к обучению — а это главное.
— Завтра с утра отберешь воинов, что хорошо знают «огненный бой» — гетман отрядил мне два десятка воинов. Мне нужно осмотреть их фузеи и пистоли. Грамоту знаешь, писать можешь?
— Да, ваша светлость, я в церкви учился. Отряд набрать из резеши, или из бояр тоже, кто похочет.
— Возьмешь только тех, кто учиться