на погранзаставе событиях.
Я кратко рассказал о появление Люшкова, и о своих подозрениях в наличии у беглого чекиста сообщника в руководстве УНКВД Дальневосточного края. Просто ничем другим я мог объяснить тот факт, что начальник краевого управления мог в одиночку посещать погранзаставы и встречаться с ценными агентами из числа граждан сопредельных стран.
— С этим мы уже разобрались. Хотя за сигнал благодарю. Побольше бы нам таких бдительных сотрудников, а не тех ротозеев и подхалимов, которые привыкли беспрекословно выполнять любой, даже преступный, приказ начальства. Ничего, сейчас мы почистим гадюшник, который после себя оставил Ежов и его сообщники. Вот только людей не хватает. Инициативных и честных, таких как вы. Хотя за то, что вы Люшкова упустили — вас расстрелять надо, — произнося эти слова, Берия внимательно наблюдал за моей реакцией, — Расстрелять вас мы всегда успеем. А пока я вам даю шанс реабилитировать себя. Есть один человек, который подозрительно активно общался с многочисленными «врагами народа». Может кто-то из них завербовал его или посвятил в свои преступные планы. А мы об этом не знаем или «враги народа» Ягода с Ежовым скрыли от товарища Сталина и партии этот факт.
Я пытался понять, куда клонит нарком и за кем мне предстояло следить. Куда меня теперь могут направить служить — с клеймом «враг народа». Если только в тюрьму или лагерь в качестве «стукача». И словно прочтя мои мысли, Берия заявил:
— Служить вы теперь будете в Москве. Личным помощником коменданта НКВД СССР Блохина. Он как раз просил прислать нового сотрудника. Вот вы им и будете. Нюх на «врагов народа» у вас есть. Характеристики и анкета хорошие. В партию еще не успели вступить, но это из-за вашего юного возраста. А что бы не повторилась истории с Люшковым, обо всем будете лично мне докладывать. Теперь ваши рапорты никто не сможет в сейфе мариновать. Я их сам лично буду читать. А в моем сейфе ваше следственное дело будет храниться. Если редко или скучно писать будете, я его читать начну. Ясно…
— Да, — глухо произнес я, осознав в какую я попал передрягу. Личный агент наркома внутренних дел в среде чекистов, которые научились разоблачать любых «врагов народа». А если кто-то из них на самом деле противник советской власти? Так он меня не только мгновенно разоблачит как стукача, но и сделает все, что бы меня отправили в камеру смертников — откуда меня и нарком не сможет вытащить. Смерти я не боялся, просто обидно второй раз не суметь разоблачить «врага народа». Ведь сколько вреда может такой человек нанести стране!
— Вот и хорошо, будешь служить в спецкоманде, — произнес собеседник, переходя на «ты», — Она «врагов народа» расстреливает. Правда, ты будешь не за ними присматривать — к ним претензий нет, а за их начальником — комендантом Блохиным. Засиделся он на своей должности — уже восемь лет, и уходить не собирается. Вопросы есть?
— Никак нет! — машинально отрапортовал я, пытаясь сообразить, что это за такая странное подразделение — «спецкоманда». О том, что кто-то приводит в исполнение смертные приговоры в отношение «врагов народа» было понятно. Правда, до сих я не задумывался о том, что занимаются этим обычные люди — сотрудники НКВД. Застрелить человека во время задержания на границе — это понятно. Там выбора нет — ты убьешь или тебя застрелят. А в Москве, где нет войны, и враги разгуливают по улицам не с пистолетами, а с портфелями — не укладывалось это в моей голове. Интересно, кто эти люди, готовые стрелять в затылок преступникам. Отец, прошедший дорогами Гражданской войны, однажды признался, что самое трудное для него было расстреливать белогвардейцев. Когда стоят они перед строем красноармейцев, презрительно смотрят на своих врагов и хором исполняют «Боже царя храни» или молитву.
— Зато у меня есть, — назидательно произнес Берия, — Сразу видно, что не был на подпольной работе. А ее в Гражданскую войну занимался. Знаешь, на чем чаще всего попадаются агенты — на странных деталях своей биографии. Вот что мы имеем у тебя. Службу на границе на заставе, которая участвовала в боях с японцами. Потом твое нахождение под следствием. Освобождение и назначение в центральный аппарат наркомата. Что это значит? Кто-то хочет тебя внедрить сюда. Что бы ты сделал, узнай об этом?
— Немедленно доложил бы вам, — бодро отрапортовал я, еще не понимая, куда клонит собеседник.
— Правильно, а как можно было бы тебя обмануть? — задал провокационный вопрос Берия.
— Ну, наверно, я бы не обратил внимания на сотрудника, которого просто перевели с Дальнего Востока в Москву, например, на повышение. Обычная история и никаких «темных пятен» в биографии.
— Правильно мыслишь, Фролов. Жаль, что ты Люшкова упустил, а то бы взял к себе аппарат, — искренне восхитился нарком, — А если бы тебе нужно было человека с твоей биографией устроить в центральный аппарат, что бы ты сделал?
— Я бы оформил ему документы на офицера Красной Армии, который до своего назначения в Москве служил где-нибудь на Дальнем Востоке, — предложил я.
— Интересно… — Берия внимательно поглядел на меня. — А ведь ты не так прост. Хотя у вас у всех пограничников мозги специфично работают. Почему Красной Армии, а не НКВД, на Дальнем Востоке, а не в Средней Азии?
— Если НКВД, то он может случайно встретить «сослуживца» из того же управления. И тут он «проколется». Поэтому лучше армейский офицер. Дальний Восток — маловероятно, что в Москве он встретит сослуживцев по армейской службе. С другой стороны он знает специфику региона, и если встретит кого-то, кто родился и вырос там, то сможет поговорить о погоде. Еще одна причина — когда служишь в «медвежьем углу», не важно — пограничником или кавалеристом, ты оторван от культурной жизни и всех новшеств, — и, осмелев, я добавил, — Вот, например, окажись я сейчас один на улице, так я буду стоять как столб и растерянно крутить головой. Не знаю, как жить в городе. На заставе или в казарме в отдаленном гарнизоне — там все по-другому. Там и денег не нужно — нечего покупать — до ближайшего магазина десятки километров, а еда и одежда — казенные, — я умолк, пытаясь понять, не сказал ли я чего лишнего и на всякий случай поспешил добавить, — Нам об этом еще в училище говорили. Что нарушитель обычно «прокалывается» на незнание реалий современной жизни. Если он еще в Гражданскую войну из Советской России сбежал, а спустя пятнадцать лет решил вернуться в качестве диверсанта. Там местные жители нам помогали чужаков отлавливать. Тех, кто из Манчжурии к нам проник.
— Интересно, — задумчиво произнес нарком, и после нескольких минут размышлений, сообщил мне свое решение, —
