Ознакомительная версия.
Самое умное для перемышльцев было бы уйти как можно быстрее и укрыться в ближайшем сторожевом городке – Добрыневе, а до него верст пятнадцать. Конная дружина преодолеет это расстояние легко, но пеших погорельцев из Вислоча, и без того измученных и еле бредущих, не заставишь идти быстрее. В крайнем случае люди могут рассеяться по лесам, и тогда какая-то часть из них, в конце концов, проберется к своим. А скот? Скотину они не бросят, потому что без нее не переживут зиму. А возможности князя Володаря помогать им тоже не бесконечны.
Бросить тех, кого только что спас, Ростислав не мог. Ведь если князья, поселив людей на таких беспокойных рубежах, не обеспечат им защиту, то смердов не удержишь здесь никакими силами. Не за ноги же их привязывать! И конные десятки Ростислава ехали шагом, как недавно ляхи, прикрывая отступление бредущих людей и скотины. Только он в отличие от Владислава позади дружины пустил пешими двух отроков, Рысенка и Тешилу, чтобы вовремя дали знать, если появится погоня.
Впереди послышался глухой стук топоров. Вот уже заблестела под солнцем Вислока. Бывшие пленники со стадом пошли бродом, а затем погнали коров вверх по откосу. Вдоль тропы лежало несколько срубленных деревьев: развесистые ели, корявые старые березы и молоденькие березки, окруженные облаком свежей зеленой листвы. Глянув на них, Ростислав подумал, что эти деревья похожи на женщин – сгорбленных старух и стройных юных красавиц, по нелепой случайности убитых в вечной порубежной войне…
Кто-то рядом шмыгнул носом. Ростислав опустил глаза: держась за его стремя, рядом с конем брела молодая женщина из Вислоча, неся на руках укутанного в ее же верхний платок грудного младенца. Словно почувствовав его взгляд, она подняла глаза. Чистое лицо молодой, лет шестнадцати, матери было заплакано, глаза опухли, губы потрескались. Эта юная свежесть вкупе с тяжким горем составляли такое острое, резкое, бьющее по сердцу сочетание, что Ростислав дрогнул.
– Убили моего мужа вчера, – сказала молодуха, увидев, что князь смотрит на нее. – Витко-гончар, двор наш сразу где церква, первый. Знаешь нас, княже?
Ростислав помедлил и кивнул, вспомнив гончара Витко.
– Убили перед двором, – продолжала женщина. – Налетели трое на одного… Уже когда ворота взяли… У них и копья, и брони, и все, а он в рубахе и только щит с топором успел схватить…
– Родные у тебя есть? – спросил Ростислав.
– Дядья на Волыни.
Ростислав снова кивнул. Где он возьмет ей нового мужа? А взять где-то надо, потому что одна она, вчерашняя девочка, не построит новую избу, не прокормит себя и младенца.
– Один у тебя? – Он показал на ребенка.
Тот уже проснулся и заплакал, и женщина стала качать его на ходу, потому что сесть и покормить было некогда.
– Один. Первый помер, этот вот держится, слава Живе.
Молодуха посмотрела на Ростислава: в глазах под опухшими от слез веками светилась бодрая надежда. Видно было, что молодуха бойкая, не плакса; растерялась, придавленная и ошеломленная свежим нежданным горем, но молодость берет свое. Ростислав в гневе стиснул зубы. Такая молодая, полная сил, ей еще жить и жить, детей рожать…
– Княже, едут! – закричал сзади Рысенок.
Мигом забыв про юную вдову, Ростислав обернулся, спешился и приложил ухо к земле. Слушать землю его научил один старик половец, пленник, много лет проживший среди челяди Володаря.
Земля ощутимо дрожала и гудела под сотнями лошадиных копыт. Их догонял довольно большой отряд. Ростислав так и рассчитывал, что ляхи соберут не меньше пяти-шести десятков. Но бояться было особо нечего: они успели добраться до Вислоки. И дело не в том, что здесь рубеж, а в том, что Звонята и Микулич даром времени не теряли.
Последние кони шагом поднялись на обрыв, а их всадники тут же бросили поводья и принялись укладывать приготовленные вдоль тропы деревья. Засека – самое надежное средство обороны в лесу: люди через нее перелезут, но лошади – никогда. А засека в сочетании с обрывистым крутым берегом превращается в такую крепость, которую можно весьма успешно оборонять.
Когда все свои оказались на обрыве, на гребне его тоже водрузили одно на другое несколько деревьев, так что по высоте они доставали человеку до груди. За деревьями встали отроки, образовав плотную стену щитов.
– Лучники, вперед! – велел Ростислав. – Стрелять наверняка, наши стрелы нам тут никто не принесет! Рысенок, щит не прижимай, твою мать!
Рысенок торопливо отодвинул от себя левую руку со щитом – чтобы острие не достало до тела, если вражеская стрела пробьет кожу и доски.
Толковых лучников в дружине состояло человек двадцать. Оглядывая строй, Ростислав подумал, потом подозвал Державца и знаком показал, чтобы тот снял шлем. Державец имел очень закрытый шлем, с наносником и кольчужной сеткой, почти полностью скрывавший лицо. Ростислав отдал ему свой, с маленьким позолоченным образком Архангела Михаила на лбу, а сам надел шлем Державца. В ляшских землях он был достаточно известен, и если ляхи разглядят его половецкое лицо и поймут, что против них держит оборону сам младший Володарев сын, то убедить их отступить будет гораздо труднее. Они костьми лягут, но попытаются взамен своего королевича захватить равноценного пленника. И тогда добытое преимущество будет Перемышлем утрачено, даже если Владислава сумеют довезти и передать Володарю.
Ляхи домчались до брода и там сгрудились, не решаясь посылать коней на заваленную деревьями тропу. Ростислав резко свистнул – и десяток стрел из-за засеки разом ударил по врагу. Лучники тут же присели, и поверх их голов выстрелил второй ряд: поставить сразу двадцать стрелков не позволяла ширина засеки.
Зато ни одна стрела не пропала зря. Среди сбившихся в кучу всадников каждое острие нашло себе цель – или человека, или коня. Закричали раненые, кто-то повалился с седла, где-то опять захрапели, заржали от боли, забились едва успевшие успокоиться лошади.
Уцелевшие вскинули щиты, кто-то выстрелил в ответ, но стрелы ляхов запутались в ветвях, застряли в бревнах засеки, вонзились в верхние края щитов. Пострадал только Незванец – железное острие звучно ударило в его шлем, и оглушенный отрок повалился наземь. Но стена щитов сомкнулась, не дожидаясь приказа, промежуток исчез, товарищи отволокли Незванца назад.
Кто-то из ляхов повелительно крикнул, отряд отступил, прикрываясь щитами. Ростислав приказал больше не стрелять: стрелы следовало беречь. Ляхи вновь сбились в кучу и начали совещаться. Брать с боем обрыв, неожиданно превратившийся в крепость, им не слишком хотелось: такая битва неминуемо стоила бы многих жертв. Ростислав знал, что он сам сделал бы на их месте, и очень боялся, как бы ляхи до этого тоже не додумались. Держа наготове копье, княжич внимательно следил за людьми на том берегу. Он уже обговорил такую возможность со своими десятниками: как только от ляшского отряда отделится какая-то часть и поедет не назад, а вдоль реки, десяток отроков кинется к оврагу, по дну которого тек в Вислоку ручей. Это было слабое место в его «крепости»: по оврагу тоже можно подняться на берег, ибо там никаких засек приготовить не успели. Однако в узком овраге десяток сможет довольно успешно оборонять подъем. Хотя бы какое-то время.
Ознакомительная версия.
