— Не спрашивай меня, Тремаль-Найк.
— Почему?
— Ах! Если бы ты знал, какая страшная судьба тяготеет надо мной!
— Но я сильный, я не боюсь судьбы.
— Ничто не защитит нас от этих людей.
— Я начну с ними беспощадную войну.
— Они сломают тебя, как молодой бамбук. Разве не бросили они вызов даже британским властям? Они сильны, Тремаль-Найк, и безжалостны. Все никнет перед их жестокостью и коварством.
— Но кто же они такие?
— Я не могу этого тебе сказать.
— А если бы я велел тебе?
— Я бы отказалась.
— Значит ты… не доверяешь мне! — в ярости воскликнул Тремаль-Найк.
— О нет! О нет!.. — пробормотала несчастная девушка душераздирающим тоном. — Знай, Тремаль-Найк, надо мной тяготеет рок, ужасный, страшный рок, который будет преследовать меня до самой смерти. Я люблю тебя, храбрый сын джунглей, и буду любить всегда, но…
— Ты любишь меня! — вскричал охотник на змей.
— Да, я люблю тебя, Тремаль-Найк.
— Поклянись в этом богиней, которая рядом с нами.
— Клянусь тебе! — сказала девушка, протянув руку к бронзовой статуе.
— Поклянись, что ты будешь моей женой!..
Боль отразилась на лице девушки.
— О Тремаль-Найк, — прошептала она. — Я бы стала твоей женой, если бы это было возможно!
— У меня, верно, есть соперник?
— Нет, не найдется второго такого храбреца, который бросил бы взгляд на меня. Но я принадлежу смерти.
Невольно Тремаль-Найк отступил назад.
— Смерти!.. — вскричал он.
— Да, Тремаль-Найк, я принадлежу смерти. В тот день, когда мужчина коснется меня, аркан мстителей прервет мою жизнь.
— Это и есть тайна, о которой говорила ты?
— Да, Тремаль-Найк, страшная тайна. Между нами пропасть, которую не переступить… Это мой рок!.. Что я сделала такого, чтобы быть такой несчастной? Какое преступление совершила, чтобы заслужить такое проклятье?
Взрыв рыданий заглушил ее голос, она залилась слезами.
Тремаль-Найк издал глухое рычание и сжал кулаки с такой силой, что ногти впились ему в ладони.
— Что я могу сделать для тебя? — спросил он, потрясенный до глубины души. — Твои слезы жгут меня! Скажи, что я должен сделать, приказывай — я повинуюсь, как раб. Хочешь, чтобы я похитил тебя отсюда, я сделаю это, даже если придется отдать свою жизнь.
— О нет, нет! — испуганно вскричала девушка. — Это была бы смерть для нас обоих.
— Ты хочешь, чтобы я покинул тебя? Я люблю тебя безумно, но если для твоей жизни нужно, чтобы мы расстались навечно, я разобью свое сердце. Я обреку себя этим на вечную муку, но я это сделаю! Скажи, что я должен сделать?
Девушка молча рыдала. Тремаль-Найк нежно привлек ее к себе и приблизил губы к ее губам, но вдруг снаружи донесся резкий звук рамсинги.
— Беги! Беги, Тремаль-Найк! — вскричала девушка, вне себя от ужаса. — Беги, или мы погибли!
— А! Опять эта проклятая труба! — проговорил Тремаль-Найк, скаля зубы.
— Они приближаются, — торопила девушка прерывающимся голосом. — Если они застанут нас, то принесут в жертву своему ужасному божеству. Беги! Беги!
— Никогда!
— Значит, ты хочешь моей смерти!
— Я защищу тебя!
— Но беги же, несчастный, беги!
Вместо ответа Тремаль-Найк поднял с земли карабин и взвел курок. Девушка поняла, что этот человек непоколебим.
— Сжалься надо мной! — умоляла она. — Они идут.
— Ну что ж, — ответил Тремаль-Найк, — первого же, кто осмелится приблизиться к тебе, я уложу на месте, как тигра в джунглях.
— Оставайся здесь, — вдруг быстро сказала она. — Я сама спасу тебя.
Она подобрала свое сари и направилась к двери, через которую вошла сюда. Тремаль-Найк бросился к ней, чтобы удержать.
— Куда ты идешь? — спросил он.
— Навстречу им, чтобы помешать войти сюда. А сегодня вечером, в полночь, я вернусь к тебе. Тогда свершится воля богов и может быть… мы убежим.
— Как твое имя?
— Ада Корихант.
— Ада Корихант! О как оно прекрасно! Я буду ждать. В полночь я ждут тебя!
Девушка завернулась в сари, влажными глазами взглянула в последний раз на Тремаль-Найка и вышла, сдерживая рыдания.
Глава 6
ПРИНАДЛЕЖАЩАЯ СМЕРТИ
Покинув пагоду, Ада, все еще взволнованная, с лицом, залитым слезами, но с глазами, сверкающими гордой решимостью, вошла в небольшую комнату, расписанную и украшенную фигурками богов, похожими на тех, что находились в пагоде. Тут была и змея с головой женщины, и четырехрукая статуя со страшным ликом и ожерельем из черепов, и чаша из белого мрамора с золотой рыбкой.
Какой-то человек, по-видимому ожидавший ее там, прохаживался взад и вперед с явным нетерпением. Это был индиец высокого роста, худой, как палка, с энергичным лицом и прямым жестоким взглядом, со впалыми щеками и подбородком, обросшим короткой взъерошенной бородой. Он носил обернутое вокруг тела богатое «дооте» — вроде накидки из желтого шелка, с какой-то таинственной эмблемой посередине. Его голые руки были покрыты тонкими белесыми шрамами и какими-то причудливыми знаками, которые невозможно было расшифровать.
Заметив Аду, этот человек остановился и пристально посмотрел на нее взглядом, в котором точно сверкали черные искры, а губы его сложились в ухмылку, которая внушала страх.
— Привет тебе, Дева пагоды, — сказал он, становясь на колени перед девушкой, точно перед какой-то святыней.
— Приветствую тебя, великий жрец, возлюбленный богиней, — ответила Ада дрожащим голосом.
Оба замолчали, пристально глядя друг на друга. Казалось, каждый пытался прочесть мысли другого.
— Дева священной пагоды, — сказал индиец через некоторое время, — тебе грозит большая опасность.
Ада задрожала. Тон индийца был мрачным и угрожающим.
— Где ты была этой ночью? Мне сказали, что ты входила в пагоду.
— Это правда. Ты дал мне благовония, и я возлила их у ног твоего божества.
— Говори «нашего».
— Да, нашего, — повторила Ада сквозь зубы.
— Ты что-нибудь видела в пагоде?
— Ничего.
— Дева пагоды, тебе грозит большая опасность, — повторил он еще более мрачно. — Я знаю все!
Ада отпрянула назад, издав крик ужаса.
— Да, — продолжал индиец с возрастающей яростью. — Я узнал все! Твоего сердца, осужденного никогда не любить на этой земле, коснулась любовь к смертному человеку. Он высадился прошлой ночью в наших владениях, он поднял руку на нас, он, совершив страшное преступление, исчез, но я выследил его. Этот человек вошел в пагоду.
— О нет, это неправда! — вскричала несчастная девушка.
— Дева пагоды, любя этого человека, ты нарушаешь свой долг. Твое счастье, что он не осмелился возложить свои руки на тебя. Но этот человек не уйдет отсюда живым, — продолжал индиец с жестокой радостью. — Змея вползла в логово льва, но лев разорвет ее.
