С рождением Геста была связана одна тайна, которую Гро открыла ему наедине, перед его отъездом.
Когда Гро оправилась после родов, то пожелала погадать о судьбе новорожденного и послала за норнами. Троим из мужей Гро пришлось в челнах отправиться за старухами в чужое становище, где-то на побережье. Колдуньи не имели постоянного местожительства, но кочевали из становища в становище, справляя свое важное, а подчас и страшное ремесло.
Они явились и оказались очень древними старухами; все три подпирались клюками и клевали носами от дряхлости; во рту ни у одной не было ни единого зуба, зато все три были с бородами; они кутались в старые звериные шкуры, которых не снимали с себя двадцать зим, и были весьма мудры.
Гро хорошо приняла их в своей землянке, угостила, как могла, и вообще всячески постаралась их задобрить. Угощение состояло из устриц и других ракушек, очищенных и уложенных в горшок, – бери и глотай! – из свежей икры и кабаньей печенки, нарезанной тонкими ломтиками, – как раз в рот взять. Для питья была подана ключевая вода с медом. Старухи остались довольны и угощались всласть; языки у них развязались, и они рассказали много занимательных историй, которые припомнили под действием вкусной еды: истории из охотничьего быта и давних времен, минувших задолго до рождения самой Гро. Они припомнили, как сами рожали; припомнили и мужей своих, и приятные побои, перенесенные от пылких охотников, давно уже сгнивших в земле; дети их тоже все перемерли, и сами они стали бездомными норнами, но и теперь еще шамкали беззубыми ртами и чмокали губами от удовольствия при мысли о том, что тоже были когда-то людьми и взяли свою долю от радостей жизни. Испытаний было много, но что за беда! Увы, теперь они могут спокойно ходить одни по лесу – даже дикие звери воротят нос от старых колдуний. Да-а!
Когда они насытились, глаза у них засветились – в них зажегся вещий огонь, – и Гро, выпростав свой спинной мешок прямо на пол, показала им мальчика.
Старухи нашли ребенка очень крупным, ощупали его и одобрили его телосложение; открыли рот и пощупали также десны, уже твердые, – стало быть, жди ранних зубов; щупали поочередно, и двум все сошло благополучно, но, когда сунулась третья, мальчишка прикусил ей палец, и колдунья едва его высвободила. Матушка Гро была очень сконфужена этим и не преминула наказать мальчишку, в душе дивясь его храбрости. После этого норны перебрали все его члены, сравнивая и оценивая, обнаруживая всю глубину своего опыта, одобрительно кивая и перешептываясь друг с другом, – да, малец хоть куда!
Потом одна из них встала и принялась вещать – бормотать себе под нос и напевать страшную непонятную песню, от которой всех дрожь пробирала; но это было от доброго сердца – она заклинала злых духов и закончила предсказанием, что младенец, возмужав, будет очень счастлив в жизни и увидит больше, чем многие другие люди. Другая колдунья закивала головой в знак того, что вполне присоединяется к этому предсказанию, – она сама-де как раз собиралась сказать то же самое. Гро просияла от радости, ухватила парнишку за ноги и сунула обратно в мешок.
Но третья еще ничего не сказала, и, когда Гро вопросительно глянула на нее, старуха поджала губы так, что подбородок встретился с кончиком носа, и в глазах ее загорелся недобрый огонек. Это ее мальчишка укусил так некстати. Впрочем, она давно уже была не в духе, с самого начала, как только пришла, хотя и виду не подавала. Прежде всего Гро провинилась тем, что поставила одну только мягкую пищу, чем дала гостьям почувствовать их беззубость. Кроме того, в самой Гро было что-то вызывающее и обидное для маленьких, тощих старушек, она ведь была такая крупная и жирная, что твой кит, и своими бесстыдными телесами влекла к себе всех мужчин – у них у всех такой грубый вкус! Да и оделась она для данного случая слишком нескромно: едва прикрылась летней, тонкой, соблазнительно прозрачной рогожкой. Прикрывать такою тканью ее телеса – все равно что прятать дельфина в сеть. И кроме того, она подчеркивала этим худобу и костлявость других женщин. Вокруг шеи она хвастливо обмотала ожерелье из бесчисленного количества медвежьих зубов, видно, по одному зубу от каждого из ее мужей! Об этом нетрудно было догадаться, да она и не скрывала этого ни от кого: когда две другие колдуньи по некоторым признакам в один голос решили, что парнишка будет любим женщинами, Гро засмеялась и откровенно пожелала ему такого же успеха у женщин, каким пользовалась она сама у мужчин. Подобная наглость хоть кого выведет из себя, и каково же слушать это одинокой старухе! Вдобавок ко всему Гро была гордячка – всякий, входивший в ее землянку, не мог этого не видеть, – Гро чисто-начисто подмела у себя пол, словно в насмешку над теми, у кого дома наросло на аршин всякой грязи, объедков и костей.
Но хуже и обиднее всего было то, что Гро зажгла свет! Не как все добрые люди – не костер на полу и не корытце с жиром и горсточкой мха, а как настоящая гордячка и расточительница. Она зажгла свечу, по-видимому, из сала с фитилем из тростника! Новомодная выдумка, презрение к старым добрым обычаям, не говоря уже о том, что такое яркое, почти дневное освещение не для всех присутствующих было выгодно и что дым и сумрак гораздо более необходимы для гаданья.
Все это совсем расстроило третью колдунью, и, когда Гро смело спросила ее, какую судьбу она предскажет ребенку, старуха встала и, направляясь к выходу, стукнула об пол клюкой, заклевала носом, откашлялась, чтобы прочистить горло, и наконец проквакала, моргая глазами от света, что она со своей стороны не смеет обещать парнишке долгой жизни: он проживет не дольше, чем прогорит свеча, зажженная над ним его матерью, и умрет, как только свеча погаснет.
Гро хотела зажать рот злой вещунье, но не успела; прорицание было сделано, и старуха была уже у порога. Но прежде, чем переступить его, она нагнулась и выплюнула на пол все угощение, затем опустилась на четвереньки и ползком, словно жаба, вылезла из норы. Гро схватила горшок с остатками еды и опрокинула ей на спину: если эта тварь не хочет унести угощение в своей утробе, пусть унесет его на своей заднице!.. Как рассвирепевшая медведица, Гро обернулась затем к свече и задула ее!
Пир по случаю рождения закончился в темноте. Но жизнь Геста была спасена.
И перед его отъездом Гро дала ему огарок свечи, зашитый в мешочек из рыбьего пузыря, на тесемке из жилы, чтобы можно было повесить на шею, и просила сына никогда не расставаться с этим талисманом и не забывать его значение. Гест был очень благодарен матери за подарок. На этом они и расстались.
В самой глубине фьорда, на берегу которого родился Гест, находилось устье реки. Население Становища хорошо знало лишь нижнее ее течение, на расстоянии полдня пути; никто не решался подниматься дальше вверх, где река терялась в лесной чаще и протекала по неведомым землям. Туда-то и отправились Гест с Пиль в своем новом челне.
