Вошел Богдан Дубровский. Не ожидая такого скопления людей, он начал испуганно озираться, пока не разглядел Пожарского.
— Ну, смелее, смелее, добрый человек, — с усмешкой сказал князь. — У нас не в обычае послов обижать. Вот что мы решили на совете, запомни хорошенько и передай слово в слово своему Якову Понтусову, а тот пусть передаст королю своему Густаву: «У нас и на уме того нет, чтоб нам взять иноземца на Московское государство».
— Позволь, князь, — робко напомнил посланец шведов, — но ведь в Ярославле ты другое говорил…
— А что мы с вами ссылались из Ярославля, — ответил невозмутимо Пожарский, — так это мы делали для того, чтобы вы нам в те поры не помешали и не пошли на наши морские города.
Чувствуя себя одураченным, посол зло выкрикнул:
— Значит, война?
Князь столь же невозмутимо сказал:
— Теперь, когда Бог Московское государство очистил, мы будем рады с помощью Божией идти биться за очищение и Новгородского государства. Теперь ступай и передай это своему иноземному господину. А еще русским дворянином считаешься. Эх, срам! Ступай же!
Восхищенные умом и непоколебимой твердостью князя Пожарского, многие из собравшихся подумали про себя: «Вот человек, достойный царского венца». Эту мысль вслух высказал воевода Артемий Измайлов:
— Тебя, Дмитрий Михайлович, просим на царство! Ведь ты, и никто иной, избавитель всего нашего государства Российского!
Многие одобрительно зашумели, но Пожарский снова поднял руку, восстанавливая тишину. Когда все успокоились, напряженно ожидая его ответа, Дмитрий Михайлович негромко, но уверенно начал говорить:
— Вы знаете, что я от начальства в ополчении отказывался многажды. К такому делу меня вся земля силою приневолила. Если б такой столп, как князь Василий Васильевич Голицын, был здесь, то за него бы все держались, и я за такое великое дело мимо него не принялся бы. Теперь с Божьей помощью мы ворога одолели и Москву очистили. Да разве в том только моя заслуга? Как мы бы войско собрали без выборного человека всей земли Козьмы Минина? И как гетмана отогнали без воевод наших — тебя, Артемий, тебя, Дмитрий Лопата, без атаманов казацких? За честь предложенную благодарю, но никак мне о государстве даже и помыслить нельзя. И не будем об этом больше спорить.
Многим, кто до того вынашивал честолюбивые планы самому занять самое высокое место в государстве, вдруг стало стыдно от этих прямых и совестливых слов.
…Уже три недели шел Земский собор. Начинали с раннего утра, после совершения молитв, и заканчивали к обеду, после которого, согласно обычаю, все почивали. Уже многих из знатных людей перебрали, но отклоняли по самым разным причинам. Вместе с тем все настойчивее раздавались голоса в пользу молодого Михаила Романова. Это имя было названо в первый раз еще в Ярославле, но тогда отклонили сразу, ссылаясь на малолетство. Однако теперь о Михаиле заговорили снова. И не только в стенах Грановитой палаты, но и на московских площадях. Присылали из городов и письменные мнения за избрание царя из рода Романовых.
Хотя Романовы и не были родовиты, однако они всегда пользовались доброй славой. В народе была жива светлая память о царице Анастасии, первой жене Ивана Грозного. Помнили и о ее брате — Никите Романовиче. Уже и после кончины Анастасии Никита Романович был одним из немногих, кто имел мужество спорить с царем и в глаза укорять его за жестокие деяния, рискуя собственной жизнью. Мученический венец приняли от Годунова трое его сыновей, сгинувших в ссылке, а старший красавец Федор Никитич, которому, по преданию, умирающий Федор Иоаннович вручил свой скипетр, был насильно пострижен в монахи. Крепка была память в народе и о его недавнем мужестве, когда, не в пример Авраамию Палицыну и прочим слабодушным, даже под угрозой позорного плена, отказался он от присяги Жигимонту и призвал защитников Смоленска оборонять крепость до последнего.
Дважды на соборе выкликали имя Михаила Романова и оба раза отклоняли. Как ни странно, более всех возражал его дядя Иван Никитич, считавший себя более достойным престола, чем племянник. Наконец 2 февраля во время новых споров встал дворянин из Галича и подал Пожарскому свиток, где было выражено единодушное мнение всего города.
— Каково ваше желание? — спросил Дмитрий Михайлович.
— Надобно избрать на царство Михаила Федоровича Романова, — таков был ответ. — Он всех ближе по родству с прежними царями.
В этот же момент со свитком вышел и донской атаман.
— А вы, казаки, о ком просите? — спросил Пожарский.
— О природном царе Михаиле Федоровиче.
Это было неудивительно: ведь казаки неистово ненавидели бояр и незнатный Романов им был больше по сердцу. Мнение казаков, представлявших в тот момент значительную силу в государстве, стало решающим: весь собор высказался за избрание Михаила Романова. Затем все выборщики разъехались по своим городам, чтобы утвердить решение собора.
Двадцать первого февраля, в первую неделю Великого поста, был последний собор, где каждый чин подал письменное мнение об избрании государя. Все они были сходными и указывали на Михаила Федоровича.
В этот же день на Лобное место вышли рязанский архиепископ Феодорит, Новоспасский архимандрит Иосиф, боярин Василий Петрович Морозов и… троицкий келарь Авраамий Палицын, который, как всегда, вовремя переметнулся на сторону сильнейшего, уже прочно забыв о прежнем своем благодетеле — Дмитрии Трубецком.
— Кого хотите в цари? — спросил Морозов у москвичей, еще не сообщая решения собора.
Мнение было единодушным:
— Михаила Федоровича Романова.
В эти же дни в Москву были вызваны Мстиславский, Воротынский и другие старшие бояре. Поначалу они и слышать не хотели об избрании незнатного Романова. Мстиславский заикнулся было вновь о поисках чужеземного претендента, но гнев собравшихся был так велик, что он испуганно смолк. В этот момент Воротынский наклонился к уху старика:
— Слышь, Федор Иванович! Мишка ведь молод и глуп. Нам при нем вольготнее будет.
Это соображение победило, и «верхние» бояре дали свое согласие.
Приняв окончательное решение, собор снарядил делегацию для приглашения Михаила на царство. В Кострому отправились архиепископ Феодорит, все тот же вездесущий Авраамий Палицын, архимандриты из Новоспасского и Симоновского монастырей, протопопы кремлевских соборов, бояре Федор Шереметев и Владимир Бахтеяров-Ростовский, окольничий Федор Головин, дьяк Иван Болотников, стольники, стряпчие из дворян московских, дьяки, жильцы, дворяне и дети боярские из городов, головы стрелецкие, атаманы казацкие, купцы и других чинов люди.
