— Я не отдам вам её сейчас. Она носит моего ребёнка. Пока она не родит, я не позволю её арестовать и держать в холодной сырой камере без свежего воздуха, со скверной кормёжкой. Арест — это допросы, давление, душевные потрясения. Это ей противопоказано.
— Да ты понимаешь, что ты говоришь! Тебя послали именно для того, чтобы арестовать её, а не для того, чтобы вы детей рожали! Мы так долго разрабатывали планы её ареста, а ты ставишь крест на всём этом! Её нужно немедленно задержать и препроводить в крепость!
— Уверяю вас: в нынешнем своём положении она не представляет опасности для государства и самодержавия. Я беру на себя обязательство — лично прослежу, чтобы она не занималась никакой антигосударственной деятельностью. Она не причинит никому никакого вреда. Збарского забирайте хоть сейчас. А мы с ней уедем в укромное место и дождёмся там рождения ребёнка. И лишь после этого вы её получите — я передам вам её с рук на руки.
Святослав ушёл, громко хлопнув дверью.
Следователь Иванов тут же составил донесение о создавшейся ситуации, которая неожиданно вышла из-под контроля, и распорядился немедленно передать его в Петербург.
Генерал Скориков, получив это сообщение, был в ярости. Он вызвал адмирала Черкасова и известил его о том, что тот скоро станет дедом, а покуда будущий отец намерен прятать мошенницу от правосудия — вплоть до появления на свет ребёнка.
Адмирал Черкасов побагровел.
— Никогда! Никогда в моём доме не будет детища государственной преступницы! На руках которой к тому же кровь моих родственников и других людей! Не позволю принести пащёнка в мой дом! Он не посмеет этого сделать! Прокляну!
— Это-то понятно, господин адмирал, — согласился с ним Скориков, — я полностью поддерживаю вас и поступил бы точно также. Только вот где нам искать теперь эту аферистку? Ваш сын прячет её от следствия, а это тоже преступление.
Адмирал Черкасов понял, что ситуация гораздо сложнее, чем он это представляет.
— Прошу вас быть снисходительнее к нему, — попросил Юрий Максимович. — Он ещё мальчишка, глупый и неопытный.
— Помнится, вы уверяли нас, что ваш сын никогда не пойдёт на поводу у женщины, а будет сам контролировать ситуацию. И что мы видим в результате? Выходит, она его красиво обработала?
— Да, слаб человек бывает, — согласился Черкасов, — особенно когда у молодого мужчины первая любовь и кажется, что это на всю жизнь. Но мы не сдадим позиции. Ведь он же обещал, что отдаст её, как только родится ребёнок? Я ручаюсь за сына, он сдержит слово.
Лиля со Святославом отправились тайком в её владения — имение Невельских в Гродненской губернии. Его она получила по завещанию бабушки Эльжбеты Брониславовны. Самой её уже не было, как и Агаты, и Кондратия Фомича. Огромный дом стоял в запустении, слуги разбежались, потому как некому было выплачивать жалованье. Здесь им предстояло обжиться и обитать вдали от людского ока.
Лиля зашла в дом и сразу увидела огромный портрет своей молодой бабушки Галины Невельской. И вновь её позвала к себе притягательная сила её глаз. «Ну здравствуй, — прошептала она, подойдя к картине и дотронувшись рукою до холста, — я снова пришла к тебе, я вернулась. Теперь мы будем вместе». Казалось, от полотна пошло тепло — так бабушка приветствовала свою внучку.
Дворецкий отказался с ними ехать, остался присматривать за домом на Витовской. Лиля обратила внимание, что как-то уж рьяно он отказывался от поездки в Невельское. Почему? Ведь там прошла его молодость, наверняка ему было бы интересно побывать там снова. Тем более, что дом в Херсоне находится под полицейским наблюдением, а это означает, что могут случиться любые неприятности. И всё же дворецкий не поехал с ними в Гродненскую губернию, где они планировали жить в тишине и отшельничестве.
Когда полиция пришла в дом на Витовской с ордером на его арест, дворецкого там уже не было. Он исчез.
Мальчик родился в срок и был крепеньким и здоровеньким. Он радовал родителей хорошим аппетитом и здоровым младенческим сном. Лиля, глядя на сына, явственно понимала, что нужен ей в этой жизни только вот он один, этот маленький тёплый комочек. А Святослав… Она сама не могла понять своего отношения к нему. Иногда она смотрела на него и не могла налюбоваться, видя, как он похож на Андрея, того, который навсегда ушёл из её жизни. А иногда она видела совершенно чужого человека рядом с собой. Всё чаще она приходила к мысли, что Святослав ей нужен лишь как заменитель Андрея. И что любит она не Святослава, а Андрея, и видит она, глядя на Святослава, только Андрея. И нужен ей Андрей, а не Святослав. Но Андрея не было, рядом был Святослав, и потому всю свою нерастраченную любовь она отдавала ему.
Лиля уже совсем запуталась. С появлением сына она поняла, что Святослав уже и не очень-то и нужен — теперь ей есть кому отдавать свою любовь.
Назвали мальчика Андрюшей. Здесь разногласий не возникало — оба захотели назвать своего сына именно так, в честь дорогого для обоих человека. Да он ещё и родился в день Андрея Первозванного.
Вступать в брачный союз они не торопились. Лиля не могла принять фамилию Черкасова и стать женой немонаршей особы, иначе можно потерять право на престол. К тому же, идти в церковь венчаться она категорически не желала — она просто боялась этой процедуры.
А когда молодая мама агукала с малышом, она и представить себе не могла, что в это время в другом конце родового дома Невельских Святослав пишет донесение в полицию: «Прошу отстрочить арест, так как ей надо кормить ребёнка грудным молоком. Прошу дать шанс новорождённому побыть с матерью и узнать вкус материнского молока, ведь больше он свою мать никогда не увидит…»
Однажды среди ночи Лиля проснулась. Словно какая-то сила подняла её с постели. Она вскочила и тревожно оглянулась. В кромешной тьме не было видно ни зги. Она прислушивалась, всматривалась в темноту, но, кажется, причин для беспокойства не было. Стояла ночная тишина.
Она перевела дыхание. Когда-то так уже бывало с ней, она просыпалась среди ночи или под утро и какой-то необъяснимый ужас охватывал её. Он сковывал всё тело, проникал вглубь сквозь одежду до самого нутра. Было страшно жить, страшно о чём-то думать и просчитывать свои дальнейшие действия. Лиля тогда даже задумывалась о том, чтобы отказаться от своих деяний. Причин этого страха, даже ужаса, она не могла понять. Ничего ужасного тогда с ней не произошло. Но это было словно предчувствие чего-то далёкого и неотвратимого. Будто судьба предупреждала её о будущем, которое будет не самым радостным.
Вот и сейчас этот ужас вернулся к ней, словно напоминание о неизбежном. Она едва сумела успокоить своё неистово бьющееся сердце и улечься под тёплое одеяло.
Утром она сказала Святославу:
— У меня дурные предчувствия. Как будто должно произойти нечто нехорошее. Боюсь, что за домом следят. Давай мы переедем отсюда туда, где нас никто не найдёт.
Святослав пытался успокоить Лилю, говоря, что в этом медвежьем углу их никто не найдёт, а если и попытаются, то не дойдут, потонут в болотах, но она стояла на своём.
— Мы хотя бы на время должны скрыться. Здесь в лесу есть замечательный охотничий домик, о котором никто не знает. Вот там мы и схоронимся, пока опасность не минует.
Вскоре они собрали нехитрые пожитки и перебрались в охотничью сторожку в дебрях леса. Там давно никто не жил, поэтому им пришлось заново обживать деревянный дом. Они топили дровами, а чтобы по ночам не было так холодно, укрывались несколькими одеялами, согревали друг друга своими телами.
Лиля смотрела на своих мужчин и думала о том, что это и есть счастье — видеть рядом своих близких. Может, и не надо ей больше ничего? Никаких дворцов, никакой власти, никакой борьбы. Святослав и Андрюшенька рядом — что ещё нужно для счастья?
— От дворецкого давно ничего нет. Как уехали, так ни строчки не написал нам, — обеспокоенно поделилась Лиля.
— Не беспокойся, он, наверное, занят собой. Может наконец мужчина подумать о своей личной жизни? А то он всё о тебе да о тебе заботился, пора ему и о себе подумать.
