— Мы теперь в мире.
— Да ну?
— Сергий Радонежский помирил.
— А я… меня тоже вроде как обручили…
— С кем?! — ахнули родители.
А ну как с ордынской княжной какой?! Василий смущенно улыбался:
— С дочерью князя Витовта Софьей.
— Ну, то ладно, — облегченно вздохнули князь и княгиня.
— Митя, а помнишь, как Ягайло нашу Соню сватать хотел? Не с одним литовцем, так с другим породнимся.
— Ничего, жили бы они хорошо, да был бы мир с Литвой.
— Ягайло, сказывают, на польской королеве женится.
Снова все пошло на лад, и князь с постели поднялся, делами занялся… Но, чувствуя, что дни его сочтены, Дмитрий старался как можно больше передать сыну. Рассказывал, учил, напоминал, заставлял думать самого. Иногда при таких беседах присутствовала и княгиня. И тогда сын дивился, насколько разумными были советы и ответы матери. Дмитрий Иванович смеялся:
— Так она же со мной все эти годы правила! И когда только успевала детей рожать?
— А между твоими вопросами! — смеялась в ответ Евдокия, старательно скрывая свое беспокойство за мужа. Уж кто-кто, а она хорошо видела, как все тяжелее даются ему подъемы по лестницам, попытки сесть в седло… Устало княжье сердце перебарывать все невзгоды, на него свалившиеся.
Тем паче что произошло то, чего никак не могли ждать все, знавшие двух братьев, Дмитрия и Владимира. Такого и в страшном сне не приснится, но только вдруг рассорились меж собой два неразлучных брата! А все из-за наследства! Началось все с Нижнего Новгорода, там снова Борис Константинович столкнулся с Василием Дмитриевичем, пытаясь разобраться, кто же из них наследник? И почти сразу встал вопрос: а кто наследует Москву и Владимирское княжение после Дмитрия?
У Владимира Андреевича в Серпухове нашлось немало горячих голов, принявшихся нашептывать дурные советы в уши князю. Никогда Владимир не требовал себе власти, никогда на Москву не зарился, а тут точно сглазил кто, поддержал требования своих советчиков. Дмитрия Ивановича обидело даже не желание опередить племянника, а сам торг при нем, живом! Понимая, что это дело бояр, великий князь приказал советчиков схватить и, развезя по разным городам, чтоб не общались, держать в узилищах! Сам провинившийся князь оставался в Серпухове.
Владимир быстро понял, что натворил, а потому повинился перед братом, просил у него прощения и подписал новую докончальную грамоту о том, что будет младшим братом и наследнику Дмитрия, кто бы то ни был.
Все разрешилось хорошо, но это оставило еще одну зарубку — на и без того больном сердце великого князя….
На дворе весна, зазеленела большая береза под окном, которой удалось выстоять даже в пожар при Тохтамышевом разоре. Сквозь приоткрытые ставни доносился шум Москвы… В княжеском тереме напряженно ждали.
Сам князь сильно болен, он уже не вставал с постели, едва мог говорить, но вдруг попросил, чтобы из обители привезли игумена Сергия Радонежского, а еще собрались бояре. Все поняли, что разговор пойдет о духовной, видно, князь сам чувствовал, что остались последние деньки. А княгине и плакать нельзя, она снова на сносях, нельзя дитю вредить.
Сергий приехал тотчас, бояре собрались быстро. Дмитрий Иванович обвел взглядом стоявших подле его ложа немолодых сильных людей. Дмитрий Михайлович Боброк… Тимофей Васильевич Вельяминов… Иван Родионович Квашня… Федор Иванович Кобылин… С ними вместе стоял на поле Куликовом. Но разглядывать бояр было некогда. Принялись за составление духовной.
Все расписал Дмитрий Иванович, все распределил. Оставив своим наследником Василия, завещал он до взросления князя править княгине Евдокии Дмитриевне, и после сыновьям мать во всем слушать. А еще завещал никогда не поднимать друг на дружку оружия, жить мирно и со всеми бедами справляться сообща…
В тереме крик, но это радостный крик. Впервые подал свой голос младенец, восьмой сын князя Дмитрия Ивановича и княгини Евдокии Дмитриевны. Назвали малыша Константином. Мать была слаба от страшных переживаний, а муж подойти к ней и поцеловать за восьмого сына уже не мог. Он лежал на своей постели непривычно тихий и спокойный, чуть отрешенно глядя вверх. Лежал, вспоминая всю свою жизнь.
Что успел? Так ли жил? Родил двенадцать детей, поставил новый Кремль в Москве, сильной, а иногда и жестокой рукой заставил прекратиться вражду между княжествами. Они все признали главенство Москвы. Побил Бегича на Воже. Побил Мамая на Куликовом поле. Но главное все же то, что Русь объединилась, пусть не до конца, пусть еще многое предстоит, но с ней считается даже Орда!
Вдруг князь почувствовал, будто поднимается над своей постелью, над теремом, над Москвой и видит сверху то самое Куликово поле, где, пока еще живые, стоят русские воины, изготовившиеся к битве. И уже не было страшно, что что-то сделал не так, что зря загубил чьи-то жизни. Он много лет боялся именно этого — что по его вине гибли смелые воины. Но страшное избиение в его жизни было только одно, то самое, между Непрядвой и Доном. Он корил себя за страшные жертвы, а люди назвали его Донским в память о победе. Значит, простили погибших? Или просто поняли, что иначе было нельзя?
Через три дня, 19 мая 1389 года, не стало великого князя Дмитрия Ивановича. Едва державшаяся на ногах после родов Евдокия Дмитриевна рыдала, целуя холодную руку своего любимого.
Князя хоронили на следующий день, положив в усыпальнице Архангельского собора рядом с дедом и отцом. Теперь рыдала уже вся Москва. Казалось, нет большего горя, чем потеря такого еще молодого (всего-то тридцать девятый год!) князя, которому Москва и вся Русь многим обязаны.
В память о битве на поле Куликовом княгиней Евдокией была заложена церковь Рождества Богородицы, потом Рождественский монастырь, потом Бобренев монастырь в Коломне, это уже постарался воевода Боброк-Волынский… Но самой крепкой оказалась память народная, безо всяких напоминаний битва на Куликовом поле стала мерилом жертвенности и стойкости русских людей во всех испытаниях. И не только русских, всех, кто жил и живет на этой благословенной земле, кто помнит князя Дмитрия Ивановича Донского, помнит поле Куликово….
Дмитрий Иванович Донской многое сделал для Руси, но его имя для всех связано именно с этими двумя словами: ПОЛЕ КУЛИКОВО.
Княгиня Евдокия Дмитриевна пережила мужа на целых восемнадцать лет, была настоящей помощницей своим взрослеющим сыновьям, хорошей свекровью Софье Витовтовне, внук которой Иван III Васильевич сможет сбросить наконец власть Орды. Именно его вторая жена Софья Палеолог привезет в Московию двуглавого орла, основу нашего нынешнего герба. Но это уже совсем другая история.
