Кончини понял, что его замысел разгадан, и, сжав кулаки, тихо выругался. Однако ему оставалось только подчиниться. Дрожащим от злости голосом он произнес:
— Ты слышал, Роспиньяк?
— Да, сударь, — ответил тот. — Будьте спокойны, мы не тронемся с места и будем ждать вашего возвращения.
И обнадеживающе добавил:
— Не волнуйтесь, монсеньор, в один прекрасный день мы встретимся с этими господами, но тогда преимущество будет на нашей стороне.
— Эй, Роспиньяк, — крикнул Вальвер, — со мной тебе лучше не встречаться. Вспомни-ка, что я тебе обещал.
Роспиньяк не удостоил его ответом. А может, он просто не расслышал слов Вальвера, ибо как раз в эту минуту отряд с шумом развернулся и поскакал обратно на улицу Кассе.
Пардальян был уверен, что его угрозы возымеют действие, поэтому он даже не обернулся вслед Роспиньяку и его людям. Он не ошибся: гвардейцы понимали, что жизнь их хозяина полностью зависит от точности выполнения его вынужденных приказов. А так как Кончини всегда хорошо относился к своей гвардии, то все без лишних слов отправились на улицу Кассе и по совету Пардальяна закрылись в доме. Разумеется, собравшись в тесной кордегардии, солдаты разразились отборнейшими проклятьями и страшнейшими угрозами в адрес Вальвера и шевалье де Пардальяна. Особенно усердствовали Роспиньяк, Роктай, Лувиньяк, Эйно и Лонгваль.
Между тем Пардальян взял под руку Вальвера и сказал:
— Идемте.
И, повернувшись к итальянцу, добавил:
— Кончини, я уверен, что вы не откажетесь совершить с нами приятную прогулку по ночному Парижу. Надеюсь, ваши люди не вздумают нам мешать. Как только вы как следует надышитесь свежим воздухом, я отпущу вас. Но запомните: если вы словом или жестом попытаетесь позвать на помощь, вы можете считать себя мертвецом. Я не шучу!
Скрежеща зубами от ярости, Кончини подчинился. В голове его один за другим рождались кровавые планы мщения.
Маленький отряд тронулся в путь. Пардальян и Вальвер шагали впереди. Кончини, надежно охраняемый Гренгаем и Эскаргасом, следовал за ними. Шествие завершал Ландри Кокнар. Они молча дошли до заставы Бюси. Возле ворот Кончини спросил:
— Я наконец свободен?
— Нет, вам придется прогуляться с нами еще немного, — ответил Пардальян.
И выразительно произнес — то ли для Кончини, то ли для его стражей:
— Будьте осторожны, проходя через ворота!
Плотно закутавшись в плащи, они миновали ворота Бюси. Со стороны никто бы не заподозрил, что среди шестерых человек, идущих спокойным, медленным шагом, находится всесильный фаворит, диктующий свою волю всему королевству; и уж тем более никто бы не подумал, что этот фаворит был пленником двух бравых молодцов, ведущих его под руки, словно старые приятели — своего подвыпившего собутыльника.
Так же молча они дошли до Малого моста. Там, напротив мрачной каменной громады тюрьмы Шатле, Пардальян остановился. Все последовали его примеру.
— Идите, Кончини, вы свободны, — властно объявил Пардальян.
Эскаргас и Гренгай тотчас же отпустили фаворита. Нельзя сказать, что подобный исход дела их устраивал: оба приятеля недовольно ворчали себе под нос. Однако почувствовав на себе суровый взгляд шевалье, они мгновенно умолкли и, словно солдаты в строю, вытянулись в струнку.
Освободившись от сжимавших его сильных рук, Кончини глубоко вздохнул. Затем, подскочив к Пардальяну, он злобно прошипел:
— Сейчас сила на вашей стороне. Но скоро настанет мой черед торжествовать. Надеюсь, вы понимаете, сударь, что теперь мы враги не на жизнь, а на смерть.
— А вы думали иначе? — пренебрежительно бросил Пардальян.
— Берегитесь, — взвизгнул Кончини, — берегитесь попасть мне в руки! Вам не будет пощады!
Пардальян шагнул к Кончини, и тот в страхе попятился. Приблизившись к фавориту вплотную, так, что его рука, сжимавшая эфес шпаги, почти касалась богато расшитого плаща итальянца, Пардальян с непередаваемым презрением произнес:
— За свою долгую жизнь искателя приключений я не раз сталкивался с гораздо более грозными противниками, чем вы, Кончини. Все они мертвы… Не стану утверждать, что все они пали от моей руки… но так или иначе, они мертвы… А я все еще жив и, слава Богу, крепок. Конечно, мне уже немало лет. От времени виски мои побелели, спина слегка согнулась, ноги утратили резвость, а руки — силу… Однако без ложной скромности скажу, что я еще в состоянии сразиться с вами один на один и победить вас… Вы утверждаете, что, окажись я у вас в руках, вы не пощадите меня. Я верю вам, Кончини, и был бы очень удивлен, если бы вы сказали иначе. Так вот, сударь, сейчас вы в моей власти. Если бы я пожелал, я мог бы раздавить вас как гусеницу… Может, я и должен это сделать… ибо вы, Кончини, напоминаете мне зловредное насекомое… Но я этого не хочу. Я пощажу вас, Кончини.
И гордо расправив плечи — отнюдь не согбенные старостью, — Пардальян величественным жестом отпустил Кончини.
— Идите, идите, — усмехнулся он. — Я мог бы раздавить вас, как гнусного червя, но не хочу марать о вас руки. Я, шевалье де Пардальян, бедный дворянин, гнушаюсь даже дать вам пощечину — вам, всемогущему фавориту, маршалу, маркизу… может быть, будущему королю. Идите, потому что я решил пощадить вас… пощадить — слышите ли вы, Кончини? — пощадить!
Униженный презрительными словами Пардальяна, Кончини бросился бежать, словно вор, спасающийся от толпы. В ушах его гулко звучал голос шевалье:
— Запомните: я решил пощадить вас, Кончини!
Когда флорентиец исчез в ночной мгле, Пардальян взял Вальвера под руку и как ни в чем не бывало предложил:
— Идемте ужинать ко мне, в «Золотой ключ». Там мы сможем спокойно поговорить, не опасаясь чужих ушей.
— Благодарю вас, сударь, — ответил Вальвер, отнюдь не заставляя себя упрашивать. — Из-за небольшой стычки с гвардейцами Кончини у меня разыгрался зверский аппетит, да к тому же я просто умираю от жажды.
— Тем более что время ужина давно прошло. Слышите: это сигнал гасить огни.
Спустя полчаса все пятеро сидели в уютной комнате Пардальяна перед столом, уставленным холодными закусками и множеством бутылок. Не переставая работать челюстями, Вальвер ухитрился рассказать Пардальяну о том, что произошло в маленьком особняке Кончини.
Вальвер не сообщил шевалье ничего нового, когда посвятил его в тайну происхождения Флоранс. Как вы помните, Пардальян давно догадался обо всем, обдумав слова Фаусты. Новым для него было только настоящее имя невесты Вальвера.
— Флоранс — ах, сударь, ее зовут Флоранс! — в восторге шептал влюбленный. — Разве может быть имя красивее этого!
— Имя любимой женщины всегда кажется нам самым красивым в мире, — назидательно заметил Пардальян.
