Но пациент не слушался, и дело еще ухудшилось, когда в халате, одолженном ему хозяином, пришел капитан д'Оберэ, до сих пор спавший в соседней комнате, где он приходил в себя после своего ранения, а узнав о случившемся, начал причитать вместе с Петром.
— Это значит, что мы foutus, completement foutus[161], вылетели в трубу и сидим голой задницей на раскаленной плите! — кричал он. — Ведь этим парням я уже выплатил больше чем шестьсот цехинов жалованья, а если еще прибавить к этому истраченное по дороге из Рима, станет ясно, что все кончено и мы сидим на мели!
— Вижу, — сказал Петр, — но посоветуйте лучше, что теперь делать.
— Молиться, — сказал капитан д'Оберэ. — Ничего другого нам не остается, только молиться. Но очень сомневаюсь, что Бог поможет таким chenapans[162], как мы с вами, таким выродкам без крыши над головой, без отчего дома, без денег, с расшатанным здоровьем, на хромой лошади, без службы, в тряпье вместо платья, да еще перед схваткой с богатым и могущественным противником, который подослал к нам убийц. На этом проклятом свете у нас остаются только две возможности.
— Что это за возможности? — спросил Петр.
— Тюрьма или виселица, — ответил капитан, — как ни крути, иного выхода я не вижу.
Фельдшер слушал их с нескрываемым интересом и наконец проговорил:
— Я полагал, что господа — люди влиятельные и богатые.
Вместо ответа оба приятеля разразились истеричным смехом, полным отчаяния. Кровавое пятно на повязке Петра все разрасталось.
Фельдшер, разобиженный и оскорбленный, начал собирать свои инструменты, разложенные на столе: тазик, ланцеты, клещи, щипчики и пинцеты, банки и бутылочки с лечебными экстрактами и эссенциями, растительным маслом, мази, бинты, порошки и пилюли — и укладывать их в сумку.
— С вас двадцать скудо за лечение, — заявил он холодно.
Петр и капитан дьявольски расхохотались.
— Двадцать скудо, а сколько это цехинов? — спросил Петр. — Потому что у нас скудо нет, зато цехинов полно.
Капитан, содрогаясь от смеха, смахивающего на стенания, потянулся к сморщенному мешочку, который еще несколько дней назад, когда они выезжали из Рима, был умилительно пухленький от наполнявших его двенадцати сотен цехинов, и вынул оттуда горсточку золотых монет. Фельдшер, приняв их без единого слова благодарности, тут же исчез. Вскоре к ним прибежал разъяренный трактирщик, он был встревожен известием о поведении господ, о чем ему рассказал фельдшер, и настойчиво требовал оплатить счет, который, мол, перерос все терпимые пределы, так как солдаты, размещенные в риге и на чердаке, жрут и хлещут вино так, словно они три месяца голодали. Он требовал сто восемьдесят цехинов, справедливо полагая, что господа станут торговаться, а те действительно так и поступили, бранясь при этом между собой; трактирщик становился все злее и злее и начал грозить, что пошлет за стражниками, чтобы всю их жалкую преступную шайку, а главное — этих продувных господ, арестовать, но в этот момент в комнату ворвался Барберини, веселый и улыбающийся, а за ним следом вошел миловидный опрятный юноша лет шестнадцати, один из храбрецов, завербованных в Перудже, в городе превосходных и храбрых солдат.
— Высочество, ваш перстенек нашелся, — заявил Барберини. — Он был у Акилле.
— Прошу Ваше Высочество принять самые искренние мои извинения, — произнес Акилле, — я нашел его в навозе вместе с пальцем, а так как не знал, что это может быть палец Вашего Высочества, то снял кольцо с того пальца и надел себе. Но теперь, услышав от Алессандро, что Ваше Высочество разыскивают этот перстенек, мигом примчался, чтобы с надлежащими извинениями вернуть его Вашему Высочеству.
Петр какое-то время стоял молча, с трудом переводя дыхание, пока не справился с тем безмерным облегчением, которое охватило его.
— Благодарю вас, ребята, теперь все в порядке, — сказал он, с помощью капитана надевая кольцо на безымянный палец правой руки. — А вы, хозяин, убирайтесь; завтра, рано поутру, когда мы двинемся в путь, вы получите свое, а теперь я не желаю вас видеть, проваливайте, я спать хочу.
Трактирщик, еще совсем недавно грубый и злой, склонил перед Его Высочеством голову и вышел без единого слова возражения. Многих знатных вельмож он повидал на своем веку и прекрасно знал, что их поведение и обращение с людьми часто зависит от странных, отдаленных, простому смертному непонятных влияний и обстоятельств, с этими господами всегда надо держать ухо востро. Перемена в поведении Его Высочества, наступившая после того, как мальчишки принесли ему перстень, который он разыскивал, убедила трактирщика в том, что Петр на самом деле большой вельможа, а он, трактирщик, очень ошибся, когда пришел к нему с напоминанием об оплате, будто к обычному бродяге… Бог знает, какой тайный и важный смысл зашифрован в этом перстне? Бог знает, какие ужасные государственные или церковные тайны, известные только нескольким влиятельным посвященным людям, в нем сокрыты;
Бог знает, какой особой властью одарен тот, кому дозволено его носить; поэтому прочь, прочь, подальше отсюда.
Как мы уже сказали, трактирщик ушел, удалился и капитан д'Оберэ, зевая и шлепая взятыми у хозяина домашними туфлями, только Алессандро и Акилле, стоя навытяжку перед Его Высочеством, не шевельнулись.
— Ну, — сказал Петр, — вы слышали? Я хочу спать!
— Ваше Высочество пообещали пятьсот золотых монет в награду тому, кто найдет этот перстень, — напомнил Алессандро. — Я договорился с Акилле, что мы разделим их пополам. Это справедливо, потому что, не будь Акилле, перстень Вашего Высочества сожрала бы свинья вместе с пальцем, а не будь меня. Ваше Высочество не могли бы узнать, кто этот перстень нашел.
— Вы получите свое вознаграждение, — сказал Петр, — но не раньше, чем мы доберемся до Губбио, а теперь уходите.
Юноши зло посмотрели друг на друга, но вслух не произнесли ничего, повернулись и ушли. Петр влез под одеяло и уснул как убитый.
Сразу же после восхода солнца капитан д'Оберэ, уже затянутый в мундир, разбудил Петра и осведомился, настолько ли он себя хорошо чувствует, чтобы они могли отправиться в путь. Петр, великолепно отдохнувший, ответил, что чувствует себя весьма и весьма хорошо и готов совершить не один, а десять таких переходов, какой им еще предстоит, и захватить десять таких осиных гнезд, как Страмба. Солдаты есть, денег будет достаточно, так о чем же беспокоиться?
— Солдат мало, а приспособлений для осады города никаких, — заметил капитан, ловко и с любовью перевязывая голову Петру.
— Зачем нам осадные приспособления? — сказал Петр. — Не зря же я обучал страмбских солдат закладывать взрывные заряды.
