— Пока мы сражались с бунтовщиками, — заговорил киликиец, — как раз показалась земля. Тогда я предложил им прекратить бой, объединить усилия, чтобы корабль не разбился на камнях, а потом разойтись в разные стороны. Они согласились.
— Бунт на море — серьезное преступление, — заметил легат. — Их надо распять на крестах.
Селевк пропустил эти слова мимо ушей.
— Нам удалось благополучно выбраться на берег. Потом мы двинулись вдоль побережья на восток. Через день или два мы наткнулись на группу вооруженных людей. Это был местный нумидийский вождь Такфаринат и его отряд.
— Такфаринат! — воскликнул Либон. — О, Боги! Так вот к кому она попала в руки!
— Да, — мрачно ответил Селевк, — но тогда он еще служил римлянам. Такфаринат обещал довести нас до Рузикады, где стоял римский гарнизон. Мы были благодарны ему. Он с почтением относился к госпоже, и у нас не было причин не доверять ему.
На ночлег мы расположились в какой-то деревушке. А ночью гонец привез известие, что сын Такфарината был казнен римлянами за какой-то проступок. Вождь пришел в ярость и поклялся отомстить.
Паулин грустно покачал головой.
— Фортуна, Фортуна, — вздохнул он, — Как ты крутишь судьбами бедных людей!
— Утром Такфаринат собрал большой отряд, — продолжал Селевк, — и повел его на Рузикаду. После короткого боя он перебил гарнизон и сжег город. А потом начал уже настоящую войну.
Все это время мы находились в обозе вождя. Поначалу с нами обращались хорошо, но потом нумидиец стал звереть все больше и больше. Наконец он...
— Говори, — скрипнул зубами Либон. — Я должен знать правду.
— Он взял Корнелию в свой гарем, — тихо сказал Селевк. — Я и матросы, которые были с нами, пытались помешать, но нумидийцы просто бросились на нас с мечами в руках. Все погибли, я выжил чудом.
Он отвернул тунику на груди и показал ужасные шрамы, покрывавшие его тело.
— О, Боги, — простонал Либон. — Я этого не переживу. Моя Корнелия была еще и в постели грязного нумидийского ублюдка.
— Она не виновата, — сказал Селевк. — Достойная Корнелия ничего не могла сделать. Она пыталась покончить жизнь самоубийством, но это вовремя заметили и с тех пор держали ее связанной в шатре.
Либон схватился руками за голову.
— А потом, когда собралась уже большая армия, — говорил дальше Селевк, — Такфаринат повел ее на Карфаген. Мы по-прежнему находились в его обозе. Меня он почему-то пощадил и не стал убивать. А я уже почти оправился от ран и ежеминутно думал о побеге.
Наконец войско нумидийца подошло к столице провинции, но навстречу ему вышли римляне и быстро их разгромили. Кочевники в панике бросились врассыпную. Сам Такфаринат тоже исчез.
Я понял, что лучшего момента может и не быть. Мне удалось прикончить двух воинов, которые охраняли нас, и увезти достойную Корнелию. Много дней мы скитались в пустыне, пока наконец не вышли к побережью.
— И она не наложила на себя руки? — спросил Либон. — После такого позора? Она же римлянка!
— Тебе легко говорить, господин, — с укором ответил киликиец. — А она просто была не в себе, только плакала и повторяла твое имя. Меня она даже не замечала, да и ничего вокруг не видела.
Потом мы двинулись вдоль берега, надеясь, что нас подберет какой-нибудь корабль. Так и случилось.
Селевк скрипнул зубами в ярости.
— Это были финикийцы. Капитан сначала рассыпался в любезностях, когда я сказал, что он имеет честь помочь внучке римского сенатора. Но поскольку Корнелия ни на что не реагировала и никак не подтвердила мои слова, он начал сомневаться.
И вот однажды меня схватили матросы, дали по голове и выбросили за борт.
— Плыви, любезный! — крикнул мне капитан. — Передавай привет своему сенатору. А девчонку мы лучше продадим в публичный дом. Она красивая, хотя и сумасшедшая. А для нас, финикийцев, синица в руках всегда лучше, чем журавль в небе.
— Негодяи! — крикнул Либон в бешенстве. — Мерзавцы! Я утоплю в море эту проклятую Финикию!
— Для этого надо быть Богом, — резонно заметил Паулин.
— Или командующим римской армией, — добавил Сабин, желая подбодрить юношу. — Видишь, у тебя опять появился смысл в жизни.
— А как же ты не утонул? — спросил Феликс, с уважением глядя на Селевка. — Ты, наверное, родственник Нептуна?
— Да нет, — слабо улыбнулся тот. — Просто неплохой моряк. Я довольно долго держался на воде, а потом меня подобрала рыбацкая лодка. К счастью, у меня в одежде было зашито немного денег, которых финикийцы не нашли, и я купил себе место на борту корабля, который плыл в Тир из Табраки. Ведь я помнил, что капитан того судна, которое увезло мою госпожу, говорил, что плывет именно туда.
И вот я прибыл в этот город и начал поиски. Вчера мне случайно удалось заметить достойную Корнелию, которая вышла из храма в одежде жрицы Астарты. И я не могу понять, каким образом...
— О, горе мне, — простонал Либон. — Лучше бы ее убил Такфаринат, тогда она не пережила бы того, что переживает сейчас. И я тоже...
Селевк внимательно посмотрел на него. В глазах киликийца появилась боль. Он понял, что делала в храме внучка сенатора Сатурнина.
— Вот поэтому мы и хотим похитить ее и вылечить, — сказал Паулин. — Эти негодяи одурманили ее каким-то наркотиком, и бедная девушка не отдает отчета в своих действиях.
— Разреши мне быть с вами, господин, — попросил Селевк. — Я служу ей и буду служить до конца.
— Ты храбрый человек и преданный друг, — с чувством произнес легат. — Конечно, ты останешься с нами. А потом Луций Либон даст тебе свободу, если ты раб.
— Я не раб, — ответил киликиец. — Сенатор уже освободил меня.
— Тем лучше.
— О, Корнелия, — продолжал стонать Либон. — Теперь мы с тобой никогда не сможем быть вместе...
— Ты откажешься от нее? — спросил Селевк. — Прости мою дерзость, господин, но я должен знать.
— Я не могу поступить иначе, — прерывисто произнес юноша. — Моя честь... Ведь Корнелия стала...
— Тогда я не брошу ее, — твердо произнес киликиец. — Можешь убить меня сейчас, я понимаю, что я никто по сравнению с тобой. Но несчастье, которое пережила Корнелия, приблизило ее ко мне. Гордые патриции не хотят принимать ее в свой круг, но простой киликийский моряк не оставит ее в беде. Она теперь такая же отверженная, как и я. Мы будем вместе, если она того захочет.
— Не заговаривайся, моряк, — сказал Паулин. — Корнелия — внучка римского сенатора. Но твоя верность госпоже делает тебе честь. Ладно, об этом поговорим потом, а сейчас...
— Из храма выходят женщины, — негромко сказал Феликс. — И идут к портику.
Все повернули головы.
— Вон она! — в один голос воскликнули Селевк и Либон.
