— Двести сестерциев! — послышался голос.
— Двести? — Аукционист повернулся на голос. — А, это ты там, господин? Хорошо. Итак, двести!
— Двести пятьдесят! — выкрикнул другой голос.
— Триста! — раздалось с другой стороны.
Цены росли с молниеносной быстротой. Аукционист едва успевал их фиксировать. Наконец предложения иссякли. Последнее предложение было тысяча двести сестерциев.
— Тысяча двести… Это окончательная цена? Тысяча двести? Уважаемые дамы и господа, такие образцы редко попадают на рынок. Может быть, тот, кто чувствует выгодную сделку, предложит больше? — Он с надеждой огляделся вокруг, но ответа не последовало. Аукционист подождал немного и хлопнул в ладоши: — Продано!
Нубийца провели с помоста в небольшое помещение, где писарь записал на восковой табличке все детали продажи и получил деньги от покупателя. Второй нубиец ушел за такую же цену. Еще двух мальчиков за гораздо меньшую цену купил худощавый мужчина с тщательно умащенными волосами и накрашенными глазами. Аукционист вытер лоб куском материи и показал на Марка и его мать:
— Последний лот на этой утренней продаже, досточтимые дамы и господа. Мать и сын. Женщине еще нет и тридцати. Она может готовить, вязать и еще несколько лет может рожать. Мальчику десять лет. Он здоров. Умеет читать, писать и считать. Немного подучить — и его можно использовать в торговле.
Марк опустил голову. Ему было стыдно слышать, как о нем и о его матери говорят словно о животных.
— Я уверен, вы согласитесь, что вместе они составят очень выгодную сделку, — продолжал аукционист. — Конечно, любой опытный покупатель сможет продать мальчика, когда он подрастет. И если женщина окажется плодовитой, кто знает, какую выгоду она может принести?
— Нет! — громко крикнул Марк. — Ты не можешь продать нас! Нас похитили!
Аукционист кивнул охраннику, и тот сильно ударил Марка по лицу, сбив его с ног. Толпа захохотала. Охранник схватил Марка за волосы и поднял на ноги, шипя ему в ухо:
— Еще одно слово — и я сделаю очень больно не тебе, а твоей матери. Понял?
Марк кивнул, стараясь не заплакать от боли. Охранник еще некоторое время подержал его за волосы, потом отпустил.
— Мальчик нуждается в твердой руке, как видите, — пояснил аукционист, выдавив усмешку. — Итак, кто первый предложит цену?
Последовала пауза, и наконец поднял руку крупный мужчина со злым лицом. Но прежде чем он заговорил, позади толпы раздался крик:
— Остановитесь! Они не продаются!
Аукционист и толпа повернулись на голос. Марк тоже попытался рассмотреть, кто это кричит. Мелькнула слабая надежда. Вот, наверное, тот момент, о котором он молился. Наверное, они спасены…
Человек пробирался сквозь толпу. Когда он приблизился к помосту, у Марка упало сердце.
Термон.
Он поднялся на помост. Аукционист, положив руки на толстые бедра, строго посмотрел на него.
— Что все это значит? Ты хочешь сказать, что они не продаются?
— Я говорю от имени Децима. Я — его управляющий, — надменно ответил Термон. — Мой хозяин говорит, что эти двое не будут проданы.
— Не будут проданы? — удивился аукционист. — Почему?
— Я не обязан объяснять тебе почему. Такова воля моего хозяина. Понял?
Аукционист кивнул:
— Как хочешь. — Он повернулся к охраннику: — Уведи их обратно в стойло.
Толпа глухо переговаривалась, удивленная таким поворотом событий. Термон подошел к Марку и Ливии.
— Децим передумал. — Он холодно улыбнулся, и у Марка волосы зашевелились на затылке, когда Термон добавил: — Он придумал для вас кое-что другое.
Вскоре после того, как их вернули в стойло, во двор пришел человек. Он был худой и высокий, а узкое лицо делало его еще выше. За исключением бахромы седых волос, он был совершенно лысый, его скальп блестел, словно отполированный. Марк заметил, что он прихрамывает и старается скрыть этот недостаток медленной походкой. На нем были шелковая туника, светлая кожаная обувь и по золотому браслету на каждом запястье. Подойдя к решетке стойла, человек слегка улыбнулся:
— Очаровательная жена центуриона Тита и его сын, если я не ошибаюсь. Думаю, вы догадываетесь, кто я.
Ливия взглянула на пришедшего, и на ее лице не отразилось никаких чувств. Он пожал плечами и чуть наклонил голову набок:
— О, я разочарован. Я надеялся, что жена одного из лучших центурионов генерала Помпея будет вежливее. Но ничего. Итак, я — Децим. Старейшина Страта и сборщик налогов в Греции.
Он склонил голову в шутливом приветствии. Несколько секунд он молча смотрел на пленников, потом с насмешкой продолжил:
— Теперь ваше положение не такое высокое и влиятельное, не правда ли? Ни ваше, ни этого дурака Тита. Вечно высокомерный, он считал, что может игнорировать свой долг и прогонять моих людей. Это продолжалось долго, но теперь я ему отплатил его собственной монетой.
Он вдруг притворился удивленным и щелкнул пальцами:
— О! Мне кажется, ты не знаешь, что твой муж и я были старыми друзьями. Ну, может быть, не друзьями, но определенно товарищами.
Марк посмотрел на мать, но она продолжала молчать.
— Мы служили в славном шестнадцатом легионе в Испании под командованием Помпея. Мы были помощниками центуриона. Ты знаешь, что это значит? Мы были теми, кто ждет шанса стать центурионом. И шанс появился. Один из центурионов был убит в сражении. Старина Тит и я ждали, кого из нас выберут. Это должен был быть я. Как солдат, я был лучше его. Все знали это. Но за день до того, как генерал должен был сделать свой выбор, мы с Титом решили немного выпить. Потом добавили еще и еще. И наконец он предложил немного пофехтовать, чтобы доказать, кто лучше владеет мечом. Просто ради смеха, ты понимаешь. Только уже не было смешно! Тит даже не опьянел, он притворился пьяным. Мы делали выпады, парировали удары — и вдруг он притворился, что поскользнулся, шагнул вперед, и его меч пронзил мое бедро.
Децим подошел ближе к решетке. Казалось, он забыл о Ливии и теперь в упор смотрел на Марка.
— Несчастный случай, понимаешь? Поэтому я не донес на него. — Децим горько усмехнулся. — Рана была достаточно серьезная, и меня отчислили из легиона, а Тит стал центурионом. Конечно, он всегда утверждал, что это был несчастный случай. Подожди, я покажу тебе.
Децим поднял угол туники и обнажил правое бедро. Марк затаил дыхание, увидев толстый, белый, узловатый шрам от колена до бедра.
— Ничего себе шрам, да, мой мальчик? — Децим опустил тунику. — Думаю, твой отец сделал мне своего рода одолжение. Если бы я оставался в армии, я бы закончил свои дни на захудалой маленькой ферме на берегу уединенного острова, как он. А так вышло, что я сколотил состояние, поставляя зерно в легионы. Я дал взятку нужным людям и получил контракт на сбор налогов в этой провинции. Можешь представить мое удивление, а потом даже радость, когда Тит обратился ко мне с просьбой одолжить ему денег! Наверное, он считал, что время лечит. Но это не мой случай. Я дал ему некоторую сумму на льготных условиях, чтобы поощрить его занимать у меня еще. И вскоре он был по уши в долгу, а я имел законное право отомстить ему. — Децим вскинул руки. — Конец истории ты знаешь.
