Я глупо моргнула.
— Ну, даже если ты и из этих самых, ничего странного, у нас тут их предостаточно. Ты ходила в мастерскую мистера Тулли? Когда я была совсем малявкой, то попыталась подглядеть, что там творится, и прижала нос к оконному стеклу. Но наш мистер Тулли жутко расстраивается, когда обнаруживает чужие носы у своих окон, поэтому мы стараемся держаться подальше. Мистера Тулли очень опасно расстраивать. Мы…
Да уж, с этой болтушкой лучше держать ухо востро. Я решила перейти в наступление:
— Прошу прощения, а как вас зовут?
Ее глаза стали еще огромнее.
— Как, ну, Мэри, конечно же. Мэри Браун.
— А сколько вы уже живете в этой деревне, мисс Браун?
Она прыснула.
— Мисс Браун. Вы посмотрите на нее! Я живу здесь уже шесть лет, с того самого момента, как основали деревню, и все это время меня звали просто Мэри и никак иначе. Хотя в мастерской все было не так. В мастерской со мной обращались по-другому. Сначала туда пошел папа, затем мама, а мой папа не знал…
Я бросила быстрый взгляд в сторону заднего двора. Девушка была просто кладезем информации, и я опасалась, что солидная матрона, занятая сейчас развешиванием чьих-то оборчатых панталон, может попытаться заткнуть ее шикарный фонтан.
— Мисс Браун, — перебила я, — сегодня такой жаркий денек. Не могли бы мы присесть ненадолго?
Мэри важно надула щеки. Она проследовала со мной за угол дома, где под розами оказалась садовая скамейка. Она плюхнулась на нее, кокетливо расправив юбку, на которой остались грязные пятна от земли. Я села рядом и улыбнулась как можно обаятельнее. Нужно начинать потихоньку, иначе можно все испортить.
— Вы говорили, что живете здесь с самого начала, мисс Браун? И прошло уже шесть лет?
— О да, мисс. Тогда наш малыш Том еще не родился…
— А где вы жили до этого?
— В работном доме святого Леонарда, мисс.
— И сколько народу переехало сюда из работного дома?
Мэри наморщила носик, и веснушки на ее лице слились в одну сплошную рыжую массу.
— Думаю, я не могу сказать точно, мисс. Видите ли, мы…
Я нетерпеливо вздохнула. Если она даже не может точно сказать, сколько человек у нее в семье, я впустую трачу время.
— Может быть, вы скажете приблизительно, мисс Браун. Предположения иногда работают.
— Это что, означает, что я не могу ответить от балды?
Я кивнула, и она стала размышлять вслух.
— Ну что ж, в таком случае нас, наверное, было где-то человек триста.
Теперь настала моя очередь вытаращивать глаза.
— Триста?
— Ну да, мисс. А может, и еще больше. Мы ведь…
— Вы хотите сказать, что в поместье Стрэнвайн из работного дома святого Леонарда переехало триста человек?
Мэри от всего сердца рассмеялась.
— Вовсе нет, мисс! Из дома святого Леонарда переехали не все мы, множество народу приехало из других домов, в основном лондонских. Но я почти все забыла, я тогда была совсем маленькой. Припоминаю, что плохо пахло и что мистер Бэбкок стучал своей серебряной тростью по столу…
— А кто такой этот мистер Бэбкок?
Мэри удивленно посмотрела на меня.
— Ну, мистер Бэбкок, адвокат!
Я на всякий случай запомнила это имя.
— Это ведь он приезжал за нами. В тот день я пробралась в главный зал. Я искала маму. Знаете, нам ведь не позволялось встречаться с родителями, а братик так переживал, и я должна была сообщить маме. И тут пришел мистер Бэбкок, и встал прямо на стол, где обычно подавали кашу, и постучал своей тростью, объявив, что все желающие найти достойную работу и заработок могут подойти к нему и выстроиться в очередь. Папа так и сделал, и его имя записали в небольшую книжку, потом он забрал маму, а мама забрала братьев и меня до того, как нас успели перепродать. И теперь мой папа водит баржи по реке.
Я отвернулась, давая Мэри перевести дух, и стала разглядывать маргаритки, растущие вдоль садовой дорожки. Мне как-то довелось побывать в одном работном доме, лачуге из грязных кривых кирпичей. Это оказался настоящий рассадник страданий и невзгод для несчастных нищих, которые даже не могли выбраться оттуда, и ни один мешок со сношенными сорочками какого-нибудь толстого Роберта не мог облегчить их судьбу. Я отвлеклась от своих мыслей и обнаружила, что Мэри подозрительно смотрит на меня.
— Странно, что вы этого не знаете, мисс. Об этом ведь даже в сельских школах рассказывают.
Я полностью проигнорировала этот выпад.
— И сколько же людей живет сейчас в деревне, мисс Браун?
— Я не могу сказать точно, по пальцам не считала, да и понадобилось бы слишком много пальцев, я могу только предполагать. Да и вы наверняка заметили, что пальцев у меня обычное количество. А что касается Верхней Деревни, то понадобятся пальцы и на руках и на ногах, чтобы уследить сразу за всеми, потому что, как заведено, дети подрастают и у них появляются собственные дети, ведь вы и сами…
— Стоп. — Я нахмурилась, пытаясь выудить хоть что-то из потока этой белиберды. — Вы только что сказали «Верхняя Деревня». Мы сейчас в ней находимся?
— Великий боже! Вы что, даже не знаете, где находитесь? Это Нижняя Деревня, а Верхняя — в той стороне. — И она ткнула пальцем куда-то через реку. — Приблизительно в полумиле вниз по течению. — Она покачала головой, и кончики платка двинулись в такт. — Вы маловато знаете для родной племянницы мистера Тулли, мисс. Но думаю, это не ваша вина…
— А Верхняя Деревня такого же размера, как эта?
— Разве я только что не сказала, что дети обзавелись своими детьми, мисс? Здесь, в Нижней Деревне, все новички, во всяком случае, так нас зовут…
— И вас больше трехсот человек?
— Скорее даже больше шестисот. Верхней Деревне уже много лет. Их малыши уже даже не помнят работных домов, из которых приехали родители.
Я услышала достаточно и поднялась на ноги.
— Благодарю вас, мисс Браун. Было очень любезно с вашей стороны сообщить все это, вы мне очень помогли.
Мэри вытаращила глаза и разинула рот, но я не задержалась ни на секунду, а развернулась и ушла по дорожке мимо кивающих на ветру маргариток. Через белые ворота я вышла в деревню и зашагала вперед. В моей голове беспрестанно крутились мысли, как мне казалось, такие же неразрешимые, как проблема ставок в теории вероятности, над которой бился Паскаль. Деревенские дома сменяли друг друга, показалась небольшая церквушка и кладбище неподалеку. Я услышала характерное лязгание из кузницы и голос мамы, зовущей ребенка. Овцы пушистыми белыми пятнами усыпали зеленое пастбище. Я миновала стадо трубящих гусей. Ноздри приятно щекотнул запах свежеиспеченного хлеба. Девять. Девять сотен человек. Интересно, мог ли когда-нибудь папа вообразить такое. Тетушка Элис уж точно не сможет. Может быть, заляпанные подливой сорочки толстого Роберта и пожертвуют в работный дом, но вот его злополучное наследство там точно не окажется.
