Ознакомительная версия.
– Обсудим это на совете, – промолвил Еврибиад.
Как верховный наварх, Еврибиад мог бы своим приказом объявить по эллинскому флоту о выступлении к стоянке киликийцев, не собирая прочих навархов на совет. Однако Еврибиаду хотелось узнать мнение всех эллинских военачальников, увидеть, полны ли они решимости совершить эту дерзкую атаку. Еврибиад сознавал, что если все же флот варваров успеет на подмогу к киликийцам, тогда эллины окажутся в крайне невыгодном положении. Они будут отрезаны от мыса Артемисий, им придется сражаться в полном окружении.
Фемистокл, первым взявший слово, кратко и дельно изложил план нападения на стоянку киликийцев, обрисовав все выгоды этого замысла. Почти все навархи одобрили предложение Фемистокла. Против выступил лишь коринфянин Адимант.
– На прибрежных скалах у персов расставлены дозорные, – сказал Адимант, – поэтому нашему флоту не удастся подойти незаметно к мысу Гриба. Даже если нам удастся уничтожить суда киликийцев, на обратном пути к мысу Артемисий на нас может навалиться весь флот Ксеркса.
– Война без риска не бывает, друг мой, – промолвил Еврибиад, тем самым выражая свою поддержку Фемистоклу. – Тем более война на море.
Правда, Еврибиад внес поправку в план Фемистокла, объявив, что впереди пойдут спартанские и эгинские триеры. Афинским кораблям Еврибиад отвел место на флангах. Центр боевого построения он уступил коринфянам, в аръергарде поставил все прочие эллинские триеры.
По первоначальному плану Фемистокла спартанские и эгинские корабли должны были находиться в центре вместе с коринфскими судами, афинские же триеры должны были располагаться в голове и на флангах.
Фемистокл ни словом не возразил Еврибиаду, понимая, что тому не терпится оказаться на острие атаки.
Когда началось обсуждение относительно судьбы пленников, то Адимант предложил перебить их, а Фемистокл настаивал на отсылке в Коринф, где заседает совет из представителей тех греческих государств, кои объявили войну Ксерксу.
И опять Еврибиад поддержал Фемистокла, к неудовольствию Адиманта. Отсылкой пленников в Коринф Еврибиад хотел показать представителям Спарты в Синедрионе, что при его главенстве эллинский флот добился кое-каких успехов на море.
Знатных пленников без промедления отправили на «Саламинии» в Коринф.
С утра море было спокойно, но над западными горами собирались мрачные тучи, а это говорило о том, что погода может испортиться.
Всех прочих пленников эллины уступили эвбейцам, которые угнали их в каменоломни, расположенные в центральных областях острова.
Во второй половине дня был дан трубный сигнал садиться на корабли и выходить в море.
Еврибиад вышел из палатки, облаченный в боевой наряд, с мечом при бедре и с копьем в руке. Слуга-илот нес за ним его шлем и большой красный щит. Лекарь успел торопливо сунуть Еврибиаду чашу с каким-то целебным снадобьем, которую тот осушил на ходу. Несмотря на то что Еврибиад держался уверенно и прямо, по его бледному лицу было видно, что он недомогает.
Косые лучи низкого вечернего солнца заиграли яркими бликами на медном панцире Еврибиада и на его бронзовых поножах, едва он вышел из тени деревьев на широкий галечный пляж. Спартанские триеры уже были спущены на воду. Там, где матросы и гребцы толкали суда к линии прибоя, на низком пляже отпечатались борозды от корабельных днищ и килей.
Направляясь к высоко загнутой корме «Сатейры», Еврибиад столкнулся с симбулеем Диноном. Тот негромко бросил Еврибиаду:
– Если тебе худо, дружище, оставайся на берегу. Я поведу в сражение наш флот.
– Хочешь украсть у меня победу? – криво усмехнулся Еврибиад перед тем, как покрыть голову шлемом. – Не выйдет, приятель. Знай свое место, периэк.
Обиженно поджав губы, Динон зашагал прочь. Его триера покачивалась на воде рядом с флагманской триерой Еврибиада.
Какое-то время эллинский флот двигался на запад вдоль побережья Эвбеи. Корабли шли на веслах под переливчатые мелодии флейт, выстроившись тремя длинными вереницами. Поравнявшись с Гемейскими скалами, вершины которых были облиты розоватым сиянием вечерней зари, «Тритогенея», судно Фемистокла, повернула резко на север. Маневр «Тритогенеи» повторяли все афинские триеры, идущие за ней в кильватерном строю. Точно так же поворачивали к северу все прочие эллинские суда, тоже растянутые в кильватерные колонны, одну из которых возглавляла триера Еврибиада, а другую – черный корабль Адиманта.
Пересекая темно-лиловые воды широкого Эвбейского пролива, эллинские корабли ускорили ход.
На середине пролива волнение моря было гораздо сильнее. Пенистые волны, налетая на темно-красный борт «Сатейры», обдавали гребцов высокими брызгами. Нос корабля то взлетал высоко вверх, преодолевая очередную волну, то проваливался резко вниз, когда судно скатывалось в ложбину между двумя волнами. Борта и внутренние переборки «Сатейры» жалобно скрипели под натиском морской стихии.
В неспокойную погоду Еврибиад всегда чувствовал себя неважно на корабле, его начинало мутить, появлялась предательская дрожь в руках и ногах. Однако на этот раз Еврибиаду стало так плохо, что он спустился под палубу и, не снимая панциря, прилег на ложе в кормовой каюте. В голове у Еврибиада шумело, из его горла лилась рвота.
«Скоро начнется сражение с варварами, а я расклеился, как беременная баба! – злился на себя Еврибиад. – Представляю, что сказал бы мой отец, увидев меня в таком виде!»
По палубе над головой Еврибиада топали ноги матросов, до него долетали громкие команды кормчего Фрасона и келевста Клеандра. Еврибиад невольно позавидовал им, таким выносливым и неприхотливым! В отличие от Еврибиада, они никогда не страдали морской болезнью.
Еврибиад с горечью был вынужден признать, что даже очень сильный физически человек, оказавшись на корабле в бурном море, может свалиться с ног из-за морской болезни. А такие люди, как Фрасон и Клеандр, будут чувствовать себя замечательно при любом шторме, хотя оба не отличаются крепостью тела. Еврибиад полагал, что причина этого кроется в самой морской стихии, непредсказуемой и своенравной. Кого-то море принимает, а кого-то нет.
Лежа на постели, Еврибиад чувствовал, как тошнота раз за разом подступает к его горлу. Еврибиад пил воду, старался дышать глубже, но дурнота не отступала.
Внезапно открылась квадратная крышка люка и сверху прозвучал громкий голос Фрасона:
– Показался мыс Гриба! Прямо по курсу сторожевые суда варваров!
Собрав всю волю в кулак, Еврибиад выбрался на скользкую палубу, омытую струями морской воды. Оглядевшись, он обнаружил, что эллинский флот уже перестроился на ходу из кильватерных колонн в боевой ромбовидный строй. Совсем недалеко маячил мрачный мыс Гриба в обрамлении пенного прибоя, над его скалистыми утесами кружили белые чайки. Чуть дальше к северу возвышались отвесные скалы прибрежного хребта на Магнесийском полуострове.
Ознакомительная версия.
