Старый баран ростом доходил до плеча человека. Борода, казалось, мела скалу у ног, а рога мощной дугой вились над головой. Тану удалось подбить его стрелой, пустив ее через глубокую пропасть с одной вершины на другую. Когда баран полетел вниз, он много раз перевернулся в воздухе, прежде чем упал на каменистое дно ущелья.
Зная мой страстный интерес к подобным вещам, Тан разделал тушу, снял шкуру и отдал мне голову и рога. Даже ему едва хватило сил, чтобы принести добычу к лодке с крутых, грозящих смертью утесов. Я вычистил и отделал череп и установил его на носу нашей ладьи, и мы поплыли вперед, в неведомую даль.
Шли месяцы, и вода в реке начала спадать. Когда мы проходили мимо отвесных утесов, то видели, как отступающая вода оставляла на них свои следы, и каждое из предшествующих половодий ставило отметину.
По ночам мы с царевичем Мемноном допоздна изучали небо, освещенное молочным сиянием звезд, если, конечно, его мать разрешала нам. Я рассказывал царевичу об именах и природе каждого из этих яростных огоньков и о том, как они влияют на судьбу человека, родившегося под ними. Изучая небесные тела, я определил, что река больше не ведет нас прямо на юг, а отклоняется к западу. Мои наблюдения вызвали горячий спор среди ученых и мудрецов.
– Река несет нас прямо к западным полям рая, – предположили жрецы Осириса и Амона-Ра.
– Это уловка Сета. Он хочет смутить и запутать нас, – возражали жрецы Хапи, которые до сего времени пользовались незаслуженно большим влиянием на наших советах. Царица Лостра – дитя Хапи, и теперь все, или, по крайней мере, большинство из нас, признавали в Хапи покровительницу нашего похода. Ее жрецы злились на то, что их позиции ослабляются легкомысленным поведением реки. – Скоро река снова повернет на юг, – предвещали они. Меня всегда приводит в ужас то, как беспринципные люди манипулируют желаниями богов, чтобы те совпадали с их собственными.
Прежде чем смогли разрешить этот спор, мы подошли ко второму порогу.
Это было последнее место, куда ступала нога цивилизованного человека, и никто не знал, что ожидает нас дальше. Когда разведчики осмотрели пороги, мы поняли, почему никто не преодолел их. Стремнины здесь были длиннее и опаснее тех, которые мы уже прошли.
На обширном участке течение Нила разрезали несколько больших скалистых островов и множество мелких островков. Вода стояла низко, и дно ущелья было обнажено. Впереди нас на многие мили простирался лабиринт усеянных скалами проток и каналов. С благоговейным страхом взирали мы на грозное величие порога.
– Откуда нам знать, нет ли за этим порогом еще одного, а за ним еще и еще? – спрашивали те, кто слаб духом. – Мы растратим все свои силы, застрянем посредине порога и не сможем ни пойти вперед, ни вернуться назад. Нам следует повернуть назад, пока не поздно, – говорили они.
– Мы пойдем дальше! – приказала госпожа. – Кто хочет вернуться назад, может отправляться вниз по реке. Однако они не получат ни ладей, на которых смогут плыть, ни лошадей, которые проведут ладьи через первый порог. Им придется возвращаться самим, и я уверена – гиксосы приготовят сердечную встречу.
Никто не принял великодушное предложение госпожи. Вместо этого мы высадились на плодородные земли, которые со всех сторон сжимали узкие протоки на дне ущелья.
Брызги, поднимающиеся в воздух во время половодья, и вода, просачивающаяся в почву из реки в любое время года, превратили многие острова в густые леса, которые сверкали зеленью на фоне сухой и страшной пустыни, обступившей пойму реки. Невиданные доселе деревья выросли на этих островах из семян, занесенных половодьем, а Нил тысячи лет оставлял на их гранитных берегах плодороднейший ил.
Нам не стоило даже пытаться преодолеть порог до начала следующего половодья, пока уровень воды в реке не поднимется настолько, чтобы ладьи наши смогли пройти по мелким протокам, а до половодья оставалось еще много месяцев.
Наши крестьяне сошли на берег, расчистили землю и посадили семена, которые привезли с собой. Через несколько дней появились всходы, и под горячим солнцем пустыни растения, казалось, росли на глазах. Несколько месяцев спустя настала пора сбора урожая, и мы в огромных количествах поглощали сладкие фрукты и овощи, которых нам так не хватало с тех пор, как мы покинули Египет. Ропот, возникший было в народе, постепенно угас.
Острова эти оказались настолько привлекательными, а земля – настолько плодородной, что некоторые из нас захотели поселиться тут постоянно. К царице пришла группа жрецов Амона-Ра и попросила у нее разрешения возвести храм своему богу на одном из островов. Госпожа моя ответила так:
– Здесь мы путники. Все мы в конце концов вернемся в Египет. Таков мой обет, моя клятва, данная моему народу. Мы не будем строить храмы и постоянные жилища. Пока не вернемся в Египет, мы будем жить в шатрах и хижинах, как бедуины.
К этому времени в моем распоряжении оказалась древесина деревьев, которые росли на островах. У меня появилась возможность исследовать различные ее свойства.
Древесина акации упругая и прочная. Из нее получились самые лучшие спицы для моих колес – по крайней мере, из тех сортов древесины, которые я испытал. Я посадил плотников и ткачей за сборку привезенных колесниц и изготовление новых из стволов бамбука, который рос на островах.
Плоская пойма на левом берегу реки ниже порога простиралась на несколько миль. Очень скоро отряды наших колесниц стали проводить учения на этой равнине. Спицы колес по-прежнему ломались на большой скорости, но случалось это уже не так часто, как раньше. Мне опять удалось уговорить Тана забраться в колесницу. Однако он отказывался ездить с каким-либо другим возницей, кроме меня.
В то же время мне удалось изготовить первый удачный изогнутый лук, над которым я работал с тех самых пор, как мы оставили Элефантину. Как и Ланату, я изготовил его из трех различных материалов: дерева, слоновой кости и рога. Однако форма лука была иной. Со снятой тетивой он распрямлялся, и верхняя и нижняя части выгибались в противоположную от лучника сторону. Только с натянутой тетивой принимал он знакомую форму, но усилие ствола, передающееся на тетиву, было намного больше при меньших размерах дуги.
В ответ на мои мягкие, но настойчивые просьбы Тан в конце концов согласился пострелять из этого лука по мишеням, которые я установил на восточном берегу. Промолчал, выпустив из нового лука двадцать стрел, но я видел, что он поражен точностью и дальностью полета стрелы. Я так хорошо знал Тана. В душе своей это был консерватор и реакционер до мозга костей. Ланата стала его первой любовью: и как женщина, и как оружие. Я знал, как болезненно признает он новую любовь, и не пытался вытягивать из него похвалы. Я позволил ему поразмыслить на досуге.
Именно тогда наши разведчики сообщили о миграции сернобыков. Мы видели множество больших и малых стад этих великолепных животных с тех пор, как прошли первый порог. Обычно они паслись на берегах реки, но скрывались в пустыне, как только ладьи подходили к берегу. Теперь же разведчики сообщали о массовом передвижении сернобыков, которое редко случается в пустыне. Только однажды мне пришлось быть свидетелем подобного явления. По какому-то капризу погоды в глубине пустыни раз в двадцать лет может разразиться гроза и пройти дождь, и там в мокрой земле появляются ростки зеленой травы, которая привлекает разрозненные стада сернобыков с огромных пространств.
По дороге к новым пастбищам сернобыки собираются в один мощный поток, текущий по пустыне. Именно это и происходило сейчас, что давало нам возможность несколько разнообразить пищу и устроить серьезные испытания для наших колесниц.
Тан впервые проявил интерес к колесницам – ведь теперь на них можно было преследовать дичь. Когда он взбирался на колесницу, то взял с собой новый изогнутый лук, а не старую верную Ланату. Я заметил это, но промолчал. Я взбодрил лошадей и направил их вперед по узкой долине между холмами, ведущей от Нила в просторы пустыни.
