— Я только ночами, когда все спали, страшился! Грех ведь, содомский грех это! Молил, молил Господа, да попусту… Как после обеда с вином придут, так я веселый становился, даже, знаешь, нравиться стало, когда они ложились, ей-богу!.. Тьфу, прости меня, Господи! Тут я вижу, что уже и покомандовать ими могу, они меня ублажали… Двум моим главным приставалам морды побили, а одного и вовсе удавили в лесу… Подвесили его за шею, а мне из-под ног у него бревно убрать велели… А потом они меня тут же, на травке, да по три раза каждый…
— Бедненький ты мой! — вздохнула Марта. — Такое и баба-то не всякая выдержит!
— А я им уже все прощал… Они меня все-таки в обиду не давали… Меня даже побаиваться стали, я сам кой-каких молодых стал обижать…
— Вот это зря! — неодобрительно покачала головой Марта. — Сам же мучился, неужто не знал, как им плохо?
— Злился я, на всех злился! Думал, что не одному же мне так плохо должно быть… Жюльен с Мишелем помогали. А потом Мишеля с Жюльеном к вам сюда, за реку, послали в разведку. Тут мне бы вовсе проходу не стало, и от старых врагов, и от новых. Один только Арно защищал… — Рене всхлипнул, смахнул слезу и шмыгнул носом. — А они, Мишель с Жюльеном, когда приехали, думали, что он со мной тоже… Ну и злились на меня, били даже… Наконец вчера к ночи сказали, что пойдем за реку войной. Нас, всех четверых, в одну команду отдали. Перешли реку, пришли сюда. Днем разбойников поймали, пытали их ужасно! Шестерых повесили: троих, которых живыми не сумели взять, да троих пытанных, кто ничего не говорил. А одного, Шарль его звать, говорить заставили. Он и рассказал, где землянка. Кавалер этот сказал, что найдет и без проводника, повел нас сюда, все говорил, что бабу даст. Мишелю да Жюльену скажи такое, так они к черту в зубы пойдут… Они и от мужика не откажутся… Арно, тот не охотник до этого дела был…
Тут Рене опять прослезился и смог продолжать рассказ, лишь выпив кружку воды.
— А тот, что тебя выдал, Шатун или Шарль, черт его знает, он еще сказал, что за рекой, на нашей стороне, в лесу живет бортник, который яд делает, чтоб стрелы мазать. У нас, когда разбойников брали, одному в руку стрела попала, неглубоко, а он помер. Вон какой яд! Тогда кавалер Бертран де Фонтенель взял из нашей команды Роже и Марсиаля, и вместе с Шатуном они поехали искать этого бортника. Если они привезут яд, то виконт пообещал, что упросит герцога выдать им кучу цехинов и пожаловать латникам кавалерство, а рыцарю — баронство. Я так хотел пойти!.. А Мишель с Жюльеном не пустили…
Рене опять тяжело вздохнул. Потом продолжал:
— Вот и выходит, что мне не везет! Тут и разговору нет…
— Ты расскажи, что у вас там наверху-то получилось? — сказала Марта. — Ты, что же, один остался?
— Ох, не спрашивай! — простонал юноша. — Так страшно! Ведь недавно еще все живы были… Ну, вышли мы, значит… Начали Мишель с кавалером биться. Арно и я стояли, не мешались. А Жюльен все вокруг них крутился-крутился, да и подставил кавалеру ножку… Тот шлепнулся на спину, а Мишель его, не дав подняться, тут же и рубанул насмерть. А Арно кричит: «Не по правилам! Убийца!» — и на Мишеля… Я ему на помощь… Нет, не так вроде… Сперва они меня обозвали, я на них полез с мечом… А Мишель, он вон какой здоровый… Двинул мне — я и слетел… Вот тут Арно с ним стал драться. Он его так ткнул в пузо, что у Мишеля кишки выпали… Скользкие, как змеи, и вонючие… Дай воды, пожалуйста, мутит…
Руки у юноши тряслись, зубы лязгали о глиняную кружку.
— А Жюльен хотел его сзади пырнуть, в спину… Но Арно… — Юноша опять залился слезами. — Арно-о-о… Он такой… Т-такой…
Марта тоже заплакала. Кое-как утерев слезы рукавом, Рене собрался с духом и сказал:
— Арно увернулся и ударил его… А я только вскочил, не понял в темноте, кто кого, схватил меч обеими руками, да и ударил… А убил-то… Арно убил!
— А плечо тебе кто разбил?..
— Жюльен, еще когда я на него с мечом в первый раз. Я промахнулся, а он — по плечу! Я от боли меч уронил… А Мишель кулаком в лицо. «Повезло еще, — говорит, — что живой остался!» Вот какой я невезучий, ох, Господи! Помереть, помереть надо!
— Ишь чего захотел! — озлилась Марта. — И не думай, дурачина!
— А делать-то что? Ты же со мной к виконту не пойдешь, верно? Заставить тебя не могу, силы нет… А вернуться пустым, так еще и повесят, а уж выпорют наверняка… За всех мне попадет…
— Да неужто подумают, что ты их всех уложил? Скажешь, разбойники пришли, другие… Мол, соврал Шатун, будь он неладен, в засаду пришли. Мол, нас пятеро, а там сорок человек, всех порубили, один я, раненый, пришел.
— Пришел, пришли… — пробормотал Рене. — А выпорют все равно… Да и поделом. Я бы и сам себя убил, да вон ты и меч утащила, и нож…
— Налью-ка я тебе винца! — сказала Марта. — Оно доброе, хоть и ворованное… А потом приласкаю… Уж хочешь не хочешь, а приласкаю… Жалко мне тебя, а я кого жалею, тех ласкаю хорошо, сла-а-денько… Приласкаю, так душа у тебя и завеселится… Бабу-то ты и правда пробовал?
— Да нет, — сознался Рене. — Никого я не пробовал, только сам за бабу был… А здесь… здесь у меня ничего не вышло бы… Стыдно, при всех-то.
— Ну, ничего, — успокоила его Марта и потянулась к стоявшей в углу бочке.
Она выкрутила затычку и подставила под струю янтарной жидкости большую дубовую кружку. Наполнив ее почти до краев пенящимся напитком, она заткнула бочку и, отхлебнув из кружки, поднесла ее Рене.
— Пей, милок, пей, сразу силы прибудет… Не пробовал, значит, баб-то? Ну ничего, меня вот попробуешь, я тебя научу… Я тебе такие штуки покажу, пальчики оближешь…
Рене сделалось тепло, уютно и весело, когда он отхлебнул из кружки чуть ли не половину… Он раскраснелся, разрумянился, и боль в плече притупилась.
— Ну вот, — сказала Марта, залпом допивая кружку. — Иди-ка ко мне, на шкуру присядь…
Она помогла Рене улечься на шкуру.
— Вот они, грудки мои, ладошкой за них подержись, подержись, не бойся! Вот видишь, гладенькие они, тяжеленькие… Снизу возьмись да померяй на вес! Во какие…
— Ага! — улыбнулся Рене. — Горячие такие, увесистые… Ух я и пьяный!
— Ничего, — усмехнулась Марта, — сойдешь и такой…
Она осторожно полезла обеими руками в его штаны, расстегнула их и спустила до колен… Рене хихикнул и упал животом на шкуру.
— Ты чего? — усмехнулась Марта.
— Не смотри, мне стыдно.
— Ишь ты! Уж и показать не хочет! — Она шаловливо погрозила юноше пальцем. — А я вот не стыжусь, на, гляди!
И она, повернувшись к нему, широко раздвинула ноги.
— Я уж видал, — на сей раз не отводя глаза, но все же немного смущаясь, заявил Рене. — Когда ты привязанная лежала…
