Курион в возбуждении стал бегать по комнате. Либон молча смотрел на Агриппу. Тот с досадой крякнул.
— Все это так, но снова придется ждать. Ждать, пока меня поддержит Германик, пока будет оглашено завещание... Сил моих больше нет. Свои права я и так знаю и готов их защищать. Мне достаточно твоих моряков, Секст, чтобы захватить Рим.
— Сенатор Сатурнин, — сказал Либон, — очень просил тебя подождать. Он говорил, что нельзя рисковать всем ради того, чтобы выиграть несколько дней.
— И он прав, — поддержал юношу Курион. — Смотри, Марк, все складывается просто здорово. Через две-три недели мы наверняка получим известие от Германика, а то и какой-нибудь из его легионов подойдет нам на помощь. Вот тогда ты въедешь в Рим как триумфатор, открыто и торжественно. И не надо будет ночами пробираться в город, чтобы уговаривать каких-то купцов.
Агриппа задумчиво чесал нос дощечками, на которых было письмо Сатурнина. Потом сунул их в карман тоги.
— Ладно, — согласился он наконец, — уговорили. Я готов еще подождать.
— Отлично! — радостно воскликнул Курион. — Скучать ты не будешь, обещаю. Мы можем выйти в море на моей триреме и прокатиться вдоль побережья. Это нагонит страха на Тиберия.
— Прости, достойный, — сказал Либон. — Я очень рад, что ты прислушался к словам сенатора Сатурнина. Значит, я выполнил свое задание. А теперь я должен идти.
— Куда? — удивился Постум. — Разве ты не останешься с нами?
— Не могу, — грустно ответил юноша. — У меня есть одно очень важное дело.
Уступая просьбе Агриппы, он рассказал о своем горе, о пропавших женщинах, о том, что должен теперь отправляться на поиски.
Постум грохнул кулаком по столу.
— Вот мерзавцы! — воскликнул он в гневе. — Узнаю свою дорогую бабушку. Только ей могла прийти в голову подобная затея. Ну, ничего, за это она тоже ответит!
Он подошел к Либону и порывисто обнял его.
— Спасибо тебе, Луций. Да помогут тебе боги. Надеюсь, скоро мы соберемся все вместе и как следует отпразднуем наши успехи.
Потом повернулся к Куриону.
— Секст, распорядись, пожалуйста, чтобы молодому Либону в порту выбрали хорошее судно. Дай ему несколько своих людей — опытных моряков. Мы должны помочь ему и Сатурнину.
— Охотно, Марк, — улыбнулся Курион. — Пойдем, Луций.
Либон попрощался, пожелал Постуму удачи и вместе с офицером вышел из комнаты.
Агриппа остался один.
Он уселся на стул и задумался. Что ж, судя по всему — так будет лучше. Надо выждать еще. Но зато каждый день задержки увеличивает его шансы. Хотел бы он посмотреть, как Тиберий будет противостоять Германику с его восемью легионами.
Да, решение принято. Он будет терпеливо ждать. Но уж потом...
В дверь снова заглянул слуга.
— Господин, к тебе морской офицер с вестями, — сказал он.
Постум вздохнул. Теперь, когда главное решение было принято, он хотел вернуться в трапезную и продолжить веселье. Остальные дела могли бы и подождать.
— Зови, — сказал он. — Побыстрее.
На пороге появился средних лет человек в мундире морского трибуна.
— Приветствую тебя, достойный Марк Агриппа, — сказал он.
— И я тебя приветствую, Публий, — ответил Постум, узнав его. — Какие новости ты мне привез?
По лицу офицера промелькнула тень, оно стало очень печальным.
— Прости, — ответил он глухо. — Новости плохие. Мой корабль только что вошел в порт. Я прибыл из Регия.
— Из Регия? — Постум приподнялся в кресле и напрягся. — Ты видел мою матушку?
Мать Постума и дочь Августа Юлия находилась в ссылке в городе Регий на берегу Мессинского пролива на юге Италии. После прихода к власти сын собирался немедленно освободить ее, так как считал, что женщину в свое время оклеветала Ливия. И он был недалек от истины, хотя свободное поведение Юлии вызывало множество нареканий. Август не решился простить дочь, хотя в последние годы режим ее содержания был значительно смягчен. Стало меньше охраны и больше свободы. Она могла даже гулять по городу.
Поскольку офицер ответил не сразу, Агриппа вскочил на ноги и подбежал к нему.
— Говори! Как моя мать?
— Она умерла, — глухо ответил моряк.
Агриппа схватился руками за голову.
— Умерла? О, боги! И не дожила до минуты своего триумфа? Не дожила до дня, когда могла бы взглянуть в лицо Ливии и обвинить ее в клевете и убийстве своих детей, моих братьев? О, судьба, как ты несправедлива!
Видя горе молодого человека, трибун молчал, глядя в пол.
Наконец, Агриппа немного пришел в себя и поднял на него глаза, полные слез.
— От чего она умерла? — спросил он дрожащим голосом. — От какой болезни?
Офицер медленно покачал головой.
— Не от болезни, достойный Марк Агриппа, — ответил он. — Крепись. Она умерла от голода.
— От голода? — воскликнул потрясенный Постум. — Да ты бредишь! Какой голод? О чем ты говоришь, трибун?
— Я знаю, что говорю, — произнес офицер. — Когда Тиберий стал цезарем, он приказал со дня на день уменьшать рацион питания твоей матушки и не выпускать ее из дому. Она пыталась держаться, она знала, что ты на свободе и готов спасти ее, но тело не выдержало голодных мук. Она скончалась от истощения, произнося твое имя. Это рассказали мне ее преданные рабы. Я сразу поспешил...
— О, боги олимпийские! — в ужасе крикнул Постум. — Почему вы позволяете вершиться таким преступлениям? Почему молнии не поразили убийцу беззащитной женщины?
Вдруг он замер на месте, его побледневшее лицо стало словно маска, черты обострились, глаза гневно блестели.
— Что ж, — сказал он тихо. — Если боги не наказали его, то это сделаю я, сын несчастной Юлии. И сделаю немедленно.
В этот момент в комнату вошел Курион.
— Секст, — повернулся к нему Постум. — Мы выступаем в поход. К завтрашнему утру Рим будет наш, а Тиберий с Ливией пойдут на плаху. Собирай своих моряков, пусть объявят тревогу по всем нашим отрядам. Спеши, Секст!
Курион, пораженный такой резкой переменой в поведении Агриппы, удивленно посмотрел на него. Но Постум уже снова метался по комнате, рассыпая проклятия и угрозы.
Видя, что Курион медлит, он подбежал к нему и схватил за плечи.
— Торопись, Секст, — хрипло произнес он. — Я должен отомстить. И позови сюда того человека, который привез из Рима письма. Теперь его помощь нам понадобится.
Восстание рейнских легионов было для правительства гораздо более опасным, нежели то, которое произошло в Далмации. Ведь наряду с обычными жалобами — мало денег, большой срок службы — солдаты тут выдвинули и политические требования.
Волнения начались в Нижней Германии, в Ветере и Колоним — столице провинции — сразу после известий о смерти Августа. Службу здесь несли главным образом новобранцы из вольноотпущенников, а не суровые, дисциплинированные италийские крестьяне, а потому у нескольких смутьянов быстро нашлось множество сторонников, и бунт охватил все четыре нижнегерманских легиона.
