хвостовые стрелки подожгли пять Ме-109. Но «Сушки» и сами одна за другой врезались в слонимскую землю, в мягкие берега Щары… За тридцать четыре боевых вылета 97-й ближнебомардировочный потерял в тот день четырнадцать воздушных машин. Погибли девять летчиков, четырнадцать приземлились на парашютах и пропали без вести… Такие же воздушные побоища произошли в тот день и над Радошковичами, и над Ошмянами, над Крево и Раковом…
Тем не менее судьба Минска была предрешена. И предрешена была не здесь, а на другом – чужом – фронте – на Северо-Западном. Именно в его полосе перед немецкими войсками было распахнуто «окно» в сторону Минска. Вот через него-то и прорвалась танковая группа Германа Гота…
… Против самого слабого советского военного округа – Северо-Западного – немцы бросили весьма значительные силы, в том числе две танковые группы. Без труда сокрушив оборонявшие границу части 8-й и 11-й армий, именно там, в Прибалтике, танковые клинья глубоко вонзились в порядки советских войск. 4-я танковая группа Эриха Гёпнера двинулась на север, в направлении Ленинграда, а 3-я танковая группа Гота развернулась на восток и юго-восток, и очень быстро из полосы Северо-Западного фронта вторглась в тыл Западного фронта. Даже если бы связь между Павловым и подчиненными ему армиями была идеальной, предотвратить прорыв танковой армады Гота уже никто не мог.
Кто же распахнул это «окно» перед немцами?
Кто распахнул, тот и главный виновник падения Минска.
Нить этой вины уходит к некому безымянному пока генералу (а может быть и маршалу) из Генерального штаба – тому самому, который еще до войны принял совершенно головотяпское решение: преобразовать литовскую армию в 29-й территориальный стрелковый корпус РККА. Посчитали, что достаточно сменить литовских офицеров на советских, и оловянные солдатики замаршируют под новые медные трубы. «Порося, порося, превратися в карася!» Даже мундиры и каски немецкого фасона у литовцев не сменили, только новые знаки различия прикрепили… Сэкономили?! На деле вышло все наоборот. В первый же день войны бывшее войско литовское либо рассеялось по домам, либо, перебив советских командиров, повернуло штыки против Красной Армии, широко открыв вермахту путь на Минск. Лишь отдельные подразделения Корпуса пытались сдержать немецкий натиск.
После ареста, допроса, пыток разжалованный генерал армии Павлов на вопрос следователя: «Кто виновник прорыва на Западном фронте?» – ответил так (и это было чистой правдой):
«…Основной причиной быстрого продвижения немецких войск на нашу территорию являлось явное превосходство авиации и танков противника. Кроме этого, на левый фланг Кузнецовым (Прибалтийский особый военный округ) были поставлены литовские части, которые воевать не хотели. После первого нажима на левое крыло прибалтов литовские части перестреляли своих командиров и разбежались. Это дало возможность немецким танковым частям нанести мне удар со стороны Вильнюса…
Я предпринял все меры для того, чтобы предотвратить прорыв немецких войск. Виновным себя в создавшемся на фронте положении не считаю…»
Павлов мог бы добавить, что еще до войны он письменно предупреждал Генштаб о недопустимости включения бывшей литовской армии в состав РККА. Но не добавил, а может быть и напомнил, но сей неудобный факт просто не внесли в протокол. Да и кому тогда были нужны былые опасения и предупреждения? У всех перед глазами стоял чудовищный факт: Минск в руках у немцев и взяли они его менее чем за неделю. Это ли не предательство?!
А Павлов на допросе душой не кривил – он сделал все, что мог для того, чтобы остановить или хотя бы приостановить прорыв танкового клина к Минску. Оперативную пустоту он заполнял всем, что было под рукой: бросил против врага даже тяжелые бомбардировщики ТБ-3, бросил без истребительного прикрытия – на верную погибель. И они гибли, пылая, врезались в скопления боевых машин врага. Там, под Радошковичами, были угроблены многие бесценные дальние бомбардировщики ТБ-3. В окрестных селах до сих пор сараи покрыты советским дюралем.
Но, когда в твое окно влезает бандит, ты будешь швырять в него всем, что окажется под рукой, даже хрустальными вазами, не задумываясь об их стоимости. Жизнь дороже. Вот и летал 207-й дальнебомбардировочный полк без прикрытия, воюя с танковыми колоннами, вонзая свои пропеллеры, крылья, кабины в чужую броню и родную землю… Там, под Радошковичами, вспыхнули огненные имена капитанов Маслова и Гастелло, навечно оставшиеся в бронзе памятников.
Сталин был потрясен скоропалительной сдачей Минска, и этот гнев, этот аффект решил судьбу комфронта – расстрелять!
Павлов и его сотоварищи по несчастью – почти весь штаб Западного фронта, включая командующего 4-й армией генерал-майора Коробкова, пали, прикрыв своими телами Главную Ставку, ее авторитет, ее право в глазах народа руководить войной.
МНЕНИЕ ВОЕННОГО ЮРИСТА:
«Сталин всегда считал наиболее эффективным средством управления жесткие репрессии, вселявшие в других чувство страха. А в этом случае он к тому же пытался снять таким образом с себя ответственность за неподготовленность страны и армии к войне. Делал это, поскольку прекрасно осознавал, что несоизмеримо большая вина за трагедию первых дней войны лежит не на Павлове и других расстрелянных генералах, а на высшем руководстве страны».
* * *
Мог ли Павлов за восемь дней, отпущенных ему судьбой на командование Западным фронтом, переломить обстановку? Ее потом пытались переломить в течение трех лет. И переломили только после Курской дуги.
Наверное, все беды, которые обрушились на Западный фронт, были преодолимы – каждая сама по себе. Но когда сошлись вместе три воистину роковых «не» и три роковых «без» игра была решена. Три роковых «не»: НЕ успели создать скелет стратегической обороны в виде УРов «линии Молотова», НЕ встали в жесткую оборону, а перешли в навязанное – обессиливающее! – контрнаступление, НЕ предусмотрели и не предупредили открытие фронта «литовским корпусом».
И три роковых «без»: БЕЗ связи, БЕЗ разведки, БЕЗ снабжения топливом, боеприпасами, продовольствием.
Генерал армии Павлов был хороший организатор и четкий исполнитель, обладавший к тому же реальным боевым опытом в общеевропейской испанской войне. Такой опыт дорогого стоит, но этого было явно недостаточно, чтобы руководить, командовать войсками сразу четырех армий (4, 3, 10, 13-й).
Честный, исполнительный служака, Павлов боялся пропустить слово из указаний московского начальства. Именно такой человек – лично преданный Вождю, организатор и беспрекословный
