– Монах Дзебу частично является моим соплеменником, – сказал Кублай – Это объясняет его рыжие волосы и серые глаза. У моего деда, Чингисхана, были такие же волосы и зеленые глаза. Я не унаследовал их от него. Монголов, у которых глаза такого цвета, называют борчикаунами – сероглазыми. Отец Дзебу Дзамуга был борчикауном. Он был двоюродным братом Чингисхана, его кровным братом и врагом.
Танико кивнула.
– Чтобы убить время, пока мы ехали в Хэйан Кё, Дзебу рассказал мне историю о монгольском воине, который переправился на наши острова, чтобы преследовать и убить его отца. Этот воин был рыжеволосым и синеглазым.
– Аргун Багадур, – сказал Кублай. – Благодаря странным поворотам судьбы этот Дзебу сейчас служит в моей армии. После нашей победы над Ариком Букой Аргун попытался убить Дзебу и чуть не развязал еще одну войну. Я должен был решить этот спор. Дзебу верно служил мне, и я снял с него и его семьи проклятие, наложенное Прародителем. Потом этот монах с поразительной наглостью попросил отдать тебя ему. – Он не спускал с нее глаз.
Впервые за многие месяцы Танико прошептала обращение к Будде. Слова Кублая о дерзости Дзебу обрадовали ее. Но было похоже все больше и больше, что она принесет несчастье им обоим.
– Ты подозревала хотя бы, что он в этой части света? – спросил ее Кублай.
Несомненно, Кублай знал все, что знала Буркина, а вместе они могли догадаться и еще о большем. Что сказал Дзебу Кублаю, узнать было невозможно.
– В ту ночь, когда вас избрали Великим Ханом, я видела его приемного отца, который сообщил мне, что Дзебу был в Гуайлине и что с ним все в порядке. Слон, Дзебу значит для меня значительно больше, чем я призналась вам. Он был отцом одного из моих детей, дочери. Она была убита Хоригавой. Утоплена.
Кублай кивнул:
– Твой муж имел на это право. – Его голос упал до почти ласкового шепота: – Скажи мне, Танико, желаешь ли ты оставить меня и уйти с этим монахом?
Она знала, что ее следующие слова могут привести к смерти и ее, и Дзебу. Ее сердце билось так часто, что она едва могла дышать. Сказать сейчас неправду – значит, провести остаток жизни в плену лжи. Она часто недоумевала, почему ее не тянет к самоубийству, что происходило со многими самурайскими мужчинами и женщинами. Даже сейчас она не смогла бы поднести кинжал к своему горлу. Но если Кублай захочет убить ее за то, что она сейчас произнесет, она готова умереть.
Тем не менее говорить об этом прямо и резко не было необходимости. Она тщательно подбирала слова.
– Слон, ваше величество… Я действительно была счастлива с вами. Когда меня привели к вам, я была в ужасе, в отчаянии. Пять лет вы были добры ко мне. Вы были настолько великодушны, что проводили со мной время. Вы удостоили меня великой чести по сравнению с другими женщинами вашего окружения. Если бы мне предстояло прожить остаток жизни с вами, я могла бы быть удовлетворенной. Но, говоря правду, я жажду встречи с Дзебу более всего в жизни. Если мне удастся соединиться с ним, это будет похоже на второе рождение в Западном Раю Амиды. Я не могу представить себе, что подобное счастье может быть моим.
Она замолчала. Кублай смотрел на нее. В его черных глазах невозможно было ничего прочитать. «Он убьет нас, я знаю это. Но я должна продолжать разговаривать с ним в любом случае».
– Я не настолько дерзка, как Дзебу, ваше величество. Я не прошу вас вернуть меня ему. Я прошу только об одном. Вы можете убить Дзебу за то, что он посмел поднять глаза на женщину из окружения Великого Хана. Вы можете убить меня за то, что я не могу справиться с тоской по Дзебу. Позвольте нам увидеться хоть один раз перед смертью. Прошло так много лет с той поры, когда я последний раз видела его. Окажите мне эту милость, если я хоть когда-нибудь доставила вам удовольствие.
Кублай по-прежнему молчал. Она ожидала смертного приговора себе, ждала, когда он крикнет стражу и прикажет увести ее. Она не испытывала страха больше. Высказав открыто свое отношение к Дзебу, она ощущала огромное облегчение и возвышенное счастье. Пусть Кублай делает все, что хочет.
Он потянулся и взял ее маленькие бледные ладони в свои огромные и темные. Она сидела рядом с ним, повесив голову. Сначала он нежно держал ее руки. Постепенно пожатие усиливалось, пока боль не стала нестерпимой. Она судорожно вздохнула. Он мгновенно отпустил ее.
Хан прошел через комнату к источнику вина, выполненному в виде змеиной головы. При его прикосновении светлый поток вина устремился изо рта змеи в золотой кубок. Потягивая вино, он прошел к ширме.
– Когда мне было восемь лет, мой дед взял меня в поход на Китай. Я впервые увидел деревья. Они показались мне волшебными, подобными великанам, протянувшим руки к Вечным Небесам. Когда я вернулся обратно в степи, они показались мне такими сухими и пустыми, что я дал себе клятву никогда не жить среди них. А если мне это будет суждено, то я посажу везде деревья. Мой Прародитель придерживался противоположного мнения. Он намеревался срубить все деревья в Китае и превратить землю в один сплошной луг.
Мне нравились и горы. Равнины, на которых я провел свое детство, были такими плоскими. Они почти пугали меня своими огромными расстояниями. Скоро я сооружу здесь, в Хан-Балиге, свою собственную гору. Я посажу на ней деревья. Я прикажу осторожно выкопать по одному дереву всех сортов, растущих по всему миру, и доставить к моей зеленой горе, чтобы они росли на ней. На вершине я построю зеленый дворец для себя и своих близких. – Он отвернулся от ширмы и печально взглянул на нее. – Ты не увидишь этого.
Она открыла было рот, чтобы сказать что-то, но он, подняв вверх руку, приказал ей молчать, и она покорно склонила голову.
– Короткие минуты, проведенные с тобой, доставляли мне огромное наслаждение. Они были менее частыми, чем мне самому хотелось, но я вынужден делить себя со множеством женщин. Ты, мне кажется, будешь более всего счастлива, если проведешь всю жизнь с одним человеком. Я иногда задумывался, что можно чувствовать, отчаянно желая одну-единственную женщину, как иногда пишут об этом поэты. Когда в распоряжении мужчины много женщин, как у меня, он не способен страстно желать лишь одну из них. По крайней мере, долгое время. Я стал понимать больше, что значит хотеть одну женщину только для самого себя, с тех пор как узнал о тебе и Дзебу. Ты вдруг стала очень необходимой для меня. Со мной всегда так. Если бы мне принадлежал весь мир, кроме крошечного клочка пустыни, я стал бы думать только о нем, об этом маленьком клочке, который бы мне еще не принадлежал.
Даже до того, как этот монах попросил освободить тебя, ты была одной из самых интересных моих женщин. – Он замолчал и сжал кулаки. – Сейчас, когда кто-то другой желает тебя, кажется невозможным тебя отпустить. Никогда не слышать твоей игры и странно прекрасных песен. Никогда не слышать твоих рассказов об островах, которые ты называешь священными. Никогда не испытывать наслаждения от твоих особых способов удовлетворять мужчину. Никогда не обсуждать дела управления империей с такой мудрой и хитрой женщиной, как ты. Невозможно лишиться всего этого. – Он подошел и сел рядом с ней на кровать, нежно взяв ее за руку. – Я пытался сделать с женщинами то же, что и со своей зеленой горой. Я хотел получить женщин из всех стран света. Если ты оставишь меня, мой набор станет неполным.
