Обсуждали и твердо верили, что в главных категориях войны нет у противника преимуществ, что победит военная организация социализма. А тактические приемы, подобные тем, о каких у нас с Павленко шла речь, и призванные сеять панику среди слабонервных, будут парализованы стойкостью обороны и порывом наступления. Управимся и с вражескими автоматчиками так же, как в свое время русские войска управились с «косой атакой».
Мы ведь не считали себя профанами в военных проблемах. О Павленко и говорить нечего — он был одним из организаторов и руководителей Локафа — литературного объединения писателей армии и флота. Оно сыграло неоценимую роль в духовном вооружении советских людей. Я же начал работать в «Красной звезде» за несколько лет до войны, а к ее началу был уже не новичком в военной тематике.
Мы прекрасно понимали: основные оперативно-стратегические открытия современности принадлежат советской военной науке. Да, именно наши военные деятели, исходя из учения Ленина о войне и армии, создали теорию глубоких операций в наступлении и глубоко эшелонированной обороны. В ее фундаменте лежала точная оценка нового качества — совокупности новых технических средств борьбы: авиации, воздушных десантов, танков, сверхдальнобойной артиллерии. Сердцевиной этой теории стало взаимодействие, отрицающее поклонение, словно идолу, какому-либо одному роду войск.
И теория глубокой операции, и принцип взаимодействия, и многое другое составляли систему взглядов на ведение войны, операции, боя. Дело было за тем, чтобы овладеть этой системой на практике, везде и всюду, на всем огромном театре военных действий.
Между тем начало войны по ряду причин — о них уже немало сказано и написано — было для нас чрезвычайно тяжелым. В те дни в тылу и на фронте многие перечитывали страницы знаменитой эпопеи Л. Толстого. Люди старались понять движущие силы истории. Лермонтовский «Валерик» вновь и вновь представлял нам первые в русской литературе народные характеры. Прошлое великой страны незримо и властно взаимодействовало с настоящим на широком поле жизни. И было оно, это поле, огромным полем жестокой битвы.
Очень мы были довольны, что добрались до безыскусного на первый взгляд рассказа Андрея Болотова. Читали его урывками, вечерами, ночью, когда все равно не спишь, но все твое существо просит покоя. И странно, этот ровный, спокойный голос, отделенный от нас без малого двумя веками, целительно врачевал душевные раны.
3Семь лет — долгий срок, и за это время многое менялось в армии. Русские войска, предводительствуемые храбрыми офицерами, добились серьезных успехов, но вскоре выяснилась неподготовленность их командующего к целенаправленным действиям в общем масштабе войны на континенте.
А может быть, его еще гипнотизировала военная слава Фридриха, и он робел дальше испытывать судьбу. Без каких-либо видимых причин и не перед лицом неприятеля, не имея с ним боевого соприкосновения, он, ко всеобщему недоумению солдат и офицеров, приказывал отступать и отступать, покуда армия не оказалась в пределах отечества.
Отголоски ретирады фельдмаршала Апраксина долго еще волновали русское общество, перекатились в следующий, XIX век, продолжая вызывать презрительное осуждение трусливого военачальника.
А совсем недавно советский филолог Л. Крестова обнаружила живой отклик Пушкина на этот печальный эпизод, отстоявший от него почти на три четверти века. В черновом наброске сатирической повести из светской жизни «На углу маленькой площади» Пушкин пишет фамилию «Апраксин» на полях страницы, где сказано о генерале, «славном своей трусостью», а также замечает: «Если бы у него не было сильной протекции, то он не только был бы уволен со службы, но и подвергнут военному суду».
Протежировал Апраксину канцлер Бестужев-Рюмин, и, как утверждает Болотов, в то времена ходил и такой слух: нет, не случайно было это отступление без повода из Пруссии, а поскольку как раз в те поры занемогла государыня Елизавета Петровна, то и пожелал канцлер, на случай неожиданностей, в известных ему видах, стянуть к Петербургу войска во главе с верным ему фельдмаршалом.
Однако же Елизавета поправилась. Апраксин был отрешен от должности и подвергнут допросам, а между тем и умер. Только поэтому и не дошло дело до суда. Не помогла и протекция хитроумного канцлера, да ее, собственно, уже и не было, а увидя, какой оборот принимает дело, он и сам обрушился на фельдмаршала, так сильно было возмущение армии и общества постыдным оставлением завоеванных позиций.
Армия форсированными маршами пошла обратно. После боя под Гросс-Егерсдорфом в военной кампании 1758 года русские войска продвигались в глубь владений Фридриха. Командовал ими уже генерал Фермор. Возле деревни Цорндорф происходит памятное сражение.
Снова пруссаки идут в «косую атаку», снова не желающая расставаться с тенями былых побед скачет кавалерия Зейдлица на фланг русского боевого порядка.
И опять сомкнутые каре русской пехоты но поддаются панике, извергают смертоносный огонь. Тут все дело в том, чтобы выстоять. Не показать противнику спины, а, наоборот, подпустить к себе как можно ближе, стоять, притом недвижно, словно вкопанным в землю, и тем самым устрашить неприятеля, заставить дрогнуть, а затем хладнокровно смести его дружными залпами. Пехота ни одной из европейских армий не могла продержаться против «косой атаки». Русский солдат смог.
Даже в тех случаях, когда противнику удавалось нарушить боевой порядок, это еще не гарантировало ему победы. Энгельс в своих очерках «Армии Европы» писал о подобных ситуациях: «Каре русской пехоты сопротивлялись и сражались врукопашную долгое время после того, как кавалерия прорвалась через них; и всегда считалось, что легче русских перестрелять, чем заставить их отступить».
Сквозь дым битвы Фридрих уже прозревал свою судьбу. Еще одна неудача подорвет его престиж полководца. Он пытается спасти положение и переносит очаг боя на другой фланг.
Но русская кавалерия упреждает маневр его батальонов. Вихрем выносятся вперед кирасиры. Их скрыли разрывы ядер, и, когда дым рассеялся, король не увидел всей первой линии своей пехоты. Она исчезла с поля боя, порубленная и потоптанная всадниками. Прусское знамя волочит за собой рослый кирасир, скачущий к палатке русского командующего.
Сражение в целом окончилось безрезультатно, но Фридрих но хотел примириться с таким ничейным исходом. Он пробовал перекрыть его хитросплетением интриг и ложной информацией.
В «Журнале о военных действиях русской армии СПб ведомостей, 1757—1758 гг.» сказано: «Берлинские газеты напротиву того, совсем но вступая в подробности о сей баталии, ищут уверить свет, якобы совершенная на их стороне победа осталась. Но нужда, для которой составляются столь бесстыдные лжи, ведома нам. Там ищется провести своих союзников, дабы с одних, может быть денежные вспоможения получить, а других утвердить в принятом единожды намерении для службы короля прусского истощать свои области и подвергать оные неминуемому разорению».
