горе-архиепископу. Двадцать пять процентов — твои.
— Неслыханная щедрость. Как поживает Агнесса?
— В манду Агнессу.
— Я не прочь, но она твоя жена. Нарс, я пытаюсь переменить тему.
— А что такого? Ты же презираешь Альбрехта…
— Я ни разу тебе не говорил, что презираю Альбрехта.
— Да ладно, ты сто раз выражался в этом духе. Он свинья. Не такая свинья, как папа, но тем не менее — свинья. А Тецель? Вот кто настоящий подонок! Эх, на костер бы его…
Дюрер осушил кружку и начал колотить ей по столу. В таверне притихли. Дюрер вскарабкался на стол и распрямился на нетвердых ногах.
— Нарс, сядь! — велел Дисмас.
Дюрер воздел кружку:
— За брата Мартина Л-лултера. Лу-лур…
Все уставились на него.
— Ну же! Вы! Все! Пейте! За Мартина Лу-те-ра. Во! Смерть папе-содомиту!
— Эй! — крикнул кто-то. — Думай, что несешь!
К ним подковылял Магнус:
— Мастер Дюрер. Прошу вас. Не надо скандалов.
Дисмас дергал Дюрера за штанину:
— Нарс, слезай оттуда.
— Магнус, еще бренди! Всем бренди! — Дюрер поднял кружку. — Пейте! Пейте за Альбрехта Дюрера!
— За кого? — переспросил кто-то.
— За Альбрехта Дюрера! Который подтирает задницу картинами Лукаса Кранаха!
Дисмас и Магнус стянули Дюрера со стола и дотащили до дверей.
— Ты великий человек, — бормотал Дюрер, наваливаясь на кабатчика. — Самый великий. Величайший! Величайший во всей… империи.
— Я доведу его до дома, — сказал Дисмас Магнусу.
Ночная прохлада приятно освежала.
— Лишь бы никто не кликнул стражу, — обеспокоенно заметил Дисмас.
— Насрать на стражу. Что они нам сделают?
— Нарс, нельзя залезать на стол в таверне и орать, что папа — содомит.
— Можно. Он же содомит. Л-лулт… Ой, я никак не могу его выговорить! Л-у-у…
— Ты пьян, Нарс.
— Тсс! Погоди, слушай, сейчас скажу. Лу-у-тер. Лутер теперь у нас папа. Дисмас?
— Что, Нарс?
— Я Лутера лублу.
— Ладно. Хорошо. Пойдем.
— Отведи меня к нему, я перед ним исповедуюсь.
— Нарс, брат Лютер — в Виттенберге, а мы — в Нюрнберге.
— Я хочу его написать. Сделаю его бессмертным.
— Полагаю, о своем бессмертии он уже позаботился. К тому же Кранах тебя опередил.
— Кранах? Кранах. Кранах — залупень!
— Тише, Нарс. О господи.
— Он и выглядит-то как залупень.
— Если не утихомиришься, я сдам тебя страже.
— А я буду сопротивляться, — сказал Дюрер, заваливаясь на забор.
Дисмас подхватил друга под локоть:
— Когда Агнесса увидит тебя в таком состоянии, ты пожалеешь, что тебя не сцапала стража.
Весной Дисмас снова был в Майнце.
Зиму он провел в теплых краях, охотясь за реликвиями для Альбрехта, — последней модой были итальянские мученики VI века, но, помимо них, удалось отыскать и пару других редкостей: ребро святого Хрисогона и отличный фрагмент копчика святой Специозы, принесший, как уверялось, несколько первосортных исцелений. По обыкновению, Дисмас предоставил бы Фридриху преимущественное право покупки, но у Фридриха и без того было столько костей Специозы, что хватило бы на полный скелет.
К собору Дисмас привычно направился по переулку, ведущему в клуатр. Среди покаянцев и молельщиков за углом толпились паломники.
День был не праздничный. Что они тут делают? Разодранные рубища покаянцев пятнала кровь. Дисмас всегда полагал самобичевание вульгарным обычаем. Безрукие и безногие калеки ползли и перекатывались по булыжникам мостовой. Лица многих были обезображены язвами и голодом. Толпа осаждала вход в клуатр, где стояли на страже два ландскнехта — те самые, которых Дисмас видел прошлой осенью.
— Что происходит? — спросил он паломника.
— Лодка апостола Петра. Индульгенция на двести лет!
О господи, подумал Дисмас. Он пробрался через толпу ко входу. Ландскнехт алебардой преградил ему путь:
— А ты куда, паломник?
— Я не паломник. С дороги.
— Вход — десять крейцеров. — Окинув взглядом плащ и сапоги Дисмаса, ландскнехт признал его за состоятельного человека. — А с тебя — пятьдесят.
— Я прибыл по поручению архиепископа, и если ты не уберешься с дороги, то я засуну эту алебарду так глубоко тебе в зад, что она вылезет у тебя из башки и собьет шлем.
Второй ландскнехт шагнул к Дисмасу. Тот выхватил из-под плаща кинжал и приставил лезвие к горлу стражника:
— Не двигайся.
Ландскнехты замерли. Будучи не дураками, они смекнули, что человек, способный так вести себя с ландскнехтами, наверняка имеет какие-то полномочия, если только он не идиот или самоубийца. Из внутреннего двора их заметил какой-то клирик и заторопился навстречу, по-учительски распекая провинившихся:
— Что все это значит? Мастер Дисмас! Эй вы, оба, по местам! — рявкнул он на ландскнехтов. — Живо! Прошу вас, мастер Дисмас.
Дисмас вложил кинжал в ножны и вошел во двор клуатра. Ландскнехты недоуменно и гневно смотрели ему вслед.
— И зачем только его преосвященство держит этих подонков? — спросил Дисмас.
Клирик пожал плечами:
— Мне они тоже не по душе.
Посреди клуатра стояла лодка. Не та, что он видел в Базеле. Эта была одномачтовой, с высоко задранными кормой и носом. Поднятый парус обвис в безветрии замкнутого двора. Коленопреклоненные паломники, окружив лодку, касались остова и бормотали молитвы. Чуть поодаль стоял сундук для продажи индульгенций. Тецель вел бойкую торговлю.
— Помилуйте, что это? — спросил Дисмас.
— Ваша лодка, — удивленно ответил клирик.
— В каком смысле? — Дисмас недоуменно уставился на него.
— Лодка апостола Петра. Та, что вы купили для его преосвященства в Базеле прошлой осенью. Весьма популярна у паломников. Видели толпу снаружи? И так с первого дня. Его преосвященство очень довольны.
Альбрехт принял Дисмаса в кабинете, без посторонних.
— Кузен, мы по вам соскучились. Успешно перезимовали?
— Да, — отвечал Дисмас, с трудом сдерживаясь. — Привез несколько вещиц, которые наверняка заслужат одобрение вашего преосвященства.
— Вы нас ни разу еще не разочаровали, Дисмас.
Альбрехт был в приятном расположении духа, чему, несомненно, способствовал непрерывный звон монет, доносившийся со двора, — звук слаще китайских колокольчиков.
Кашлянув, Дисмас осведомился:
— Позвольте узнать, ваше преосвященство, что за мореходное средство стоит у вас во дворе?
— Невероятный успех, — улыбнулся Альбрехт. — Видели, какие толпы? Идут днем и ночью. Никакого покоя.
— Да, я видел. Однако, с вашего позволения, я спрошу еще раз: что это?
Альберт вздохнул:
— Ну же, Дисмас. Мы ведь не станем устраивать сцену, правда? Это так скучно. Вот, выпейте лучше вина. — Из серебряного кувшина он плеснул в кубок. — Лодка скопирована с мозаики Джотто. {6} Не видели?
— Нет.
— Не глядите букой, Дисмас. Отлично выполненная копия.
— Прошу прошения, но было крайне неожиданно услышать от отца Неблера, что я приобрел ее для вашего преосвященства. В Базеле.
— А, и поэтому мы куксимся? Но ведь вы наш официальный поставщик святынь, так что вполне могли приобрести ее для нас. Гордитесь, Дисмас, это
