Темень там такая, будто ночь настала, а по зарослям без топора не пройдёшь. К вечеру добрался до крепости, глянул на неё, и волосы у меня на голове зашевелились. Огромная, чёрная. И хоть стены её разрушены и поросли бурьяном, от этого крепость выглядит ещё страшней.
Внутрь я всё же идти побоялся. Расположился перед воротами. Только заснуть не мог. Сидел всю ночь и пил со страху. Но к утру, меня одолела дрёма. А дальше всё было как во сне. Вдруг вокруг меня землю затянуло туманом. И из него выехала бледнющая краля, но красоты неописуемой, а за ней чёрные всадники на чёрных конях.
Я заорал как резанный и бросился бежать. Всадники за мной. Я бежал без оглядки, постоянно чувствуя, что они настигают меня. И вдруг увидел впереди обрыв, а внизу озеро. Не долго думая, я прыгнул в воду. Вынырнул и вижу, всадники повернули назад и растворились в тумане, будто их и не было.
Что случилось дальше, не помню. Но думаю, меня спасли кикиморы, назло чёрным всадникам. Этим же днём меня подобрали в лесу чуваши. Говорят, я был совсем плох. Едва выходили.
Описание города Казани. Вражда бурлаков с местными. Битва на берегу Казанки. Гулянка в трактире «Медведь». Меня заманивают в ловушку. Я едва избегаю смерти.
Спустя четыре дня мы увидели Казань. Город этот стоит на впадении реки Казанки в Волгу. Кремль его окружён очень красивыми белокаменными стенами, над которыми возвышаются купола соборов и высокая башня, оставшаяся как мне сказали ещё от времён Казанского ханства. Посад обнесён деревянной стеной, давно не ремонтировавшейся и находящейся по этой причине в весьма плачевном состоянии.
При виде города бурлаки оживились, прибавили шаг.
— Ох ребятки и гульнём! — радостно воскликнул один. — Вы как хотите, а я иду в «Медведя». Хочу снова похавать их рыбной похлёбки.
— А «маруськи» лучше в «Ерше».
— Зато поят там такой сивухой, что потом неделю животом маешься.
— Придётся опять сцепиться с казанскими. В прошлом году они Петруху порезали. Ну, ничего, теперь мы с ними посчитаемся.
— У нас с казанскими давняя свара, — пояснил мне Пантелей. — Раньше всё было по честному. Дрались стенка на стенку, до крови. Но кастеты и перья в ход не пускали.
Мы всегда били местных. Гнали их по улицам как стадо визжащих свиней, а затем хозяйничали в городе. Но в прошлом году всё изменилось. Перед общей свалкой происходит поединок двух лучших бойцов, нашего и казанского. С нашей стороны вышел Петруха Рязанский, удалец, каких свет не видывал. Он быстро одолел их бойца. Свалил его подножкой и принялся колошматить своими кулачищами. Но тот вдруг вытащил заточку и пырнул Петруху в живот. Это было бесчестно. Мы, обозлившись, бросились на казанских, они на нас. А Петруха истёк кровью, пока шла драка. Нас тогда побили первый раз за всё время.
Встречать караван высыпало всё население города. Пристани были забиты сотнями подвод. В торговых рядах выметали пыль и гоняли крыс, готовясь к предстоящей ярмарке, а трактирщики радостно почёсывали левую руку в предвкушении большого наплыва питухов. То тут то там собирались кучки подвыпивших парней с пудовыми кулаками, враждебно поглядывавшие на нас из под насупленных бровей.
В трюме нашей расшивы среди мешков с овсом лежали связки тонких, остро заточенных стальных прутьев. Пантелей раздал нам по нескольку из них, велел спрятать в одежде и пускать в ход только по его команде.
На берегу Казанки нас поджидала местная дружина. Из её рядов вышел кривоногий плечистый малый. По рядам бурлаков пронёсся яростный ропот.
— Это он зарезал Перуху Рязанского в прошлом году, — шепнул мне Пантелей.
— Куды идём хлопцы, — поинтересовался казанский боец.
— В кудыкину деревню, кудыкиных бить, — прорычал Пантелей, выступив ему на встречу.
— Шли бы вы обратно на свои корыта и носа оттуда не совали, а то ведь и носопырку ненароком могут расквасить.
Губы Пантелея растянулись в приветливой и добросердечной улыбке.
— Верно, могут. И мы можем, — сказал он.
Бац! Казанский боец с визгом отлетел назад. Нос его был сломан, из него потоком лилась кровь.
И понеслась гурьба-гурьбинешна. В руках казанских замелькали заточки и кастеты.
— Братцы, они опять не честно играют! — завопил кто-то из наших.
Пантелей отскочил назад.
— Кидайте прутья!
В грозно надвигавшуюся толпу местных полетели острые стальные дротики. Результат был ужасен. Повезло тем, кому они попали в руки и ноги. Гораздо хуже были раны в шею. Одному из казанских прут вонзился в глаз и он корчился на земле, издавая такие страшные крики, что меня пробрала дрожь с ног до головы.
Бурлаки с улюлюканьем бросились вперёд. Стенка ударилась о стенку. В первые же мгновения потасовки мне сильно попортили физиономию, опрокинули в грязь и едва не затоптали. После чего, окончательно озверев, я утяжелил руку подвернувшимся булыжником, и когда передо мной возникал очередной противник, валился ему под ноги и что есть мочи бил промеж ног. Это было не слишком благородно, зато помогло сохранить в целости ребра и зубы.
Я увидел, как несколько парней повисли на Пантелее, пытаясь свалить его, но он раскидал их словно медведь шавок. Кашевар Ивашка, раскачиваясь часовым маятником, врубился в толпу местных, которые валились от его свирепых ударов направо и налево.
Те из казанских, кто ещё мог держаться на ногах бросились наутёк дворами и огородами. Бурлаки устремились в погоню. Кого настигали — били ногами до полусмерти. Случайных прохожих, не принимавших участие в драке, тоже не жалели. А некоторые из наших, под шумок, врывались в дома, и уносили оттуда всё ценное.
Городская стража бездействовала, так как, даже если бы возникло желание, справиться с такой оравой распалённых дракой бурлаков она была не в силах.
В городе наглухо запирали все ворота и лавки, жизнь на улицах замерла.
Открытыми остались лишь двери трактиров, куда мы и направились после окончательного разгрома казанских. Особенно славился среди бурлаков трактир «Медведь». Звался он так потому, что у его дверей стояла вытесанная из дубового ствола фигура медведя в человеческий рост.
В самом трактире меня удивили выдраенные до блеска дощатые полы, вместо обычных земляных. Вдоль просторной полутёмной комнаты стояли длинные столы, сколоченные из молодых берёзок. Между ними сновали юркие мальчишки, расставляя глиняные плошки и оловянные кружки для пива.
Рассевшись за столы, бурлаки принялись стучать ложками и требовать рыбной похлёбки.
— Рыбная похлёбка здесь особенно хороша, — сказал мне Ивашка, облизываясь и присоединяя требовательный голос своей ложки к остальным.
Внесли большой котёл, из которого
