— Руссише зольдат!…
Унтеру не надо было повторять дважды. Прозвучала команда: «Ахтунг!» — и кавалерийский разъезд послушно поскакал в указанном направлении.
У развороченной скирды немцев встретил безутешный селянин, до которого наконец дошло, что искать в германском тылу русский штаб — гиблое дело. Справедливо рассудив, что никто другой ему не поможет, селянин кинулся прямо к унтеру.
— Пан!… Пан!… Той злодиюка коня забрал!
— Кто ест злодиюка? — свесился к нему болтавшийся на крупе унтерского коня Краузе. — Руссише зольдат?
— Та який вин солдат!… То ж з неба впало и таке вытворяе… Та ще ж кинь!
— З неба? — Краузе сразу понял, в чем дело. — Ми возвращайт лошадь. Куда он ехать?
— Сюды, пан! Сюды! Стежкою… — замахал руками селянин. — Казала, гадюка, до якогось там штабу йхаты буде…
— Ахтунг! — вытянулся в седле унтер и, оставив у скирды обиженного крестьянина, разъезд карьером полетел в погоню…
А тем временем, мотая все еще не пришедшей в порядок головой и поминутно сползая набок, Денис доскакал до конца полевой тропки и выехал на дорогу. Тут его обогнала мотоциклетка с немецким офицером в прицепе-лодочке, и Денис, удивленно захлопав глазами, придержал коня. Уверенность у солдата сразу исчезла, он попытался понять, что происходит, и намерился было вернуться назад к скирде, но именно в этот момент на тропе появился немецкий разъезд.
Денису не оставалось ничего другого, как сломя голову скакать по дороге навстречу возникавшим один за другим штабным автомобилям, шофера которых, увидев мчавшегося на них русского, сворачивали или на обочину, или прямо в поле. Не зная, куда деваться, Денис повернул обратно и налетел на гнавшихся за ним немцев. Денис заметался, но его в конце концов догнали, сбили с коня и, связав понадежнее, поволокли в штаб…
* * *
В штабе Дениса первым делом тщательно обыскали, потом провели в комнату, где уже было несколько офицеров, и тут Краузе в подробностях доложил начальнику разведки все, что с ними произошло. Дознавшись, что Денис только что сверзился с аэроплана, офицеры сокрушенно закрутили головами не столько от сочувствия к уцелевшему в такой передряге Денису, сколько от сожаления, так как хорошо понимали, что теперь пленник будет пороть несусветную чушь. Но обсудить более подробно ситуацию им не удалось, так как именно в этот момент в комнату вошел сам генерал и, обращаясь к начальнику разведки, спросил.
— Что? Взяли?
— Так, экселенц! — с коротким поклоном оберст передал генералу отобранный у Дениса конверт.
Генерал быстро пробежал глазами записку, к которой с немецкой аккуратностью был уже приколот перевод, отпечатанный на пишущей машинке.
— Ого! — генерал с интересом посмотрел на Дениса. — Когда взяли?
— Ровно в пять утра, экселенц! — от удовольствия начальник разведки щелкнул каблуками, как фанен-юнкер.
— Так… — Генерал подошел к Денису поближе и потряс запиской перед носом пленника. — И кто ж тебе это дал?
Переводчик тщательно повторил по-русски вопрос генерала, и Денис тут же выпалил:
— Барышня, ваше превосходительство! Для господина поручика!
— Для господина поручика, — с благосклонной улыбкой повторил генерал и ехидно поинтересовался: — И где же он, твой поручик?
— В Подгайчиках, ваше превосходительство! Мы там стоим…
— А барышня, выходит, в штабе… Так?
— Никак нет, ваше превосходительство! Там околоток при штабе, вот, значится, барышня там. Шуры-муры у них с господином поручиком…
Генерал задумчиво выслушал путаное объяснение переводчика о значении таинственного «шуры-муры» и грозно спросил:
— Что еще сказала твоя барышня? Ну!… Говори!
— А вы откуда знаете? — опешил Денис.
— Мы все знаем! — рявкнул оберст, и тут же один из офицеров треснул Дениса по голове.
— А-а-а, драться! — дико закричал отброшенный ударом в угол Денис. — С ероплана скинули, с лошади скинули, теперь обратно кидать начали… Ни хрена я вам не скажу!… Вот вам!… Вот!!. — и, забившись в истерике, Денис начал совать офицерам дули.
— Убрать, — сморщился генерал. — Все ясно…
— Ты смотри… Тоже нервы, — удивился начальник разведки и кивнул переводчику. — В подвал его. К тому. А позже я сам с ним поговорю…
Дениса поспешно выволокли из комнаты, и генерал, выждав минуту, окинул подчиненных понимающим взглядом.
— Хороши шуры-муры. Она — в штабе, он — на позициях. Интересно…
— Да, — усмехнулся оберст. — Когда с аэроплана в постель к хозяйской дочке — это да, шуры-муры, а так…
— Что, действительно сразу в постель? — внезапно заинтересовался Щеголевым генерал.
— Именно так, экселенц, — с улыбкой подтвердил оберст.
— М-да… — Генерал пожевал губами и мечтательно сощурился. — Хотел бы я, чтобы у меня были такие же офицеры… М-да… Так что там у нас?
— Подгайчики, герр генерал!
Генерал на секунду задумался и внушительно произнес:
— Исходя из полученных ранее сведений, содержания письма и слов этого курьера я делаю вывод: основной удар там!
— Совершенно верно, экселенц… — поспешно согласился с ним начальник разведки, и генерал, кивком поблагодарив оберста, кинул в глаз блестящий монокль.
— Господа, начинаем выдвижение резервов к Погайчикам! — излучающий официальную строгость монокль описал полукруг и уперся своим блеском в начальника разведки. — Где планируете захватить шифры?
— У хутора Секерно-Райне, герр генерал! Там как раз выдвинут далеко вперед штаб русского батальона. Заодно проверим одно из вероятных направлений их наступления!
— Отлично! — генерал вскинул голову. — Господа, приказываю начинать!
* * *
Позиции батальона штабс-капитана Щеглова у Секерно-Райне и впрямь выдавались вперед крайне опасным углом и сохранялись таковыми только в предвидении наступления. По этой причине постоянно ожидавший нападения Щеглов для бодрости духа ежедневно прикладывался к бутылке и потому, когда германские батареи ударили с двух сторон узкого клина его позиций, штабс-капитан первым делом хватил стакан коньяку и лишь после этого выскочил из блиндажа.
То, что он увидел, поразило Щеглова самым неприятным образом. И хотя немецкие «чемоданы» первым же накрытием снесли проволочные заграждения, страшным было другое. Непостижимым образом с германской стороны летели большие металлические банки, из которых густо валил ядовито-желтый дым.
— Братцы, газы!… Газы!!. — истошно завопили в русских окопах, и все, кто имел, начали поспешно натягивать противогазы, а остальные, зажимая носы мокрыми тряпками, помчались со всех ног спасаться в тыл.
