— У меня есть одно предложение, — продолжал трибун. — Напиши письмо в сенат, письмо, которое я мог бы там зачитать от твоего имени... или нет, лучше, адресуй это письмо Гнею Сентию Сатурнину, он сможет успешнее справиться с этой ролью. Поручи ему огласить на заседании завещание Божественного Августа...
— А что это даст? — перебил его Кассий. — Ведь сейчас, после смерти Постума, именно Тиберий является законным наследником.
— Многое даст, — ответил Сабин. — Пусть все узнают о преступлениях Ливии и Тиберия. Тогда и сенат, и народ поднимутся против них и сметут изменников в Тибр. Справедливость восторжествует, Агриппа и все другие, безвинно убитые, будут отомщены.
А потом достойный Германик вернется в Рим — когда уже расправится с варварами — и примет верховную власть. Я думаю, Август одобрил бы такой план.
Германик думал несколько секунд.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Я напишу такое письмо и ты отвезешь его в столицу. Пусть завещание будет оглашено, а Постума хотя бы похоронят с почестями.
Он снова задумался, а потом с горечью махнул рукой.
— А я не могу ехать, — произнес он. — Ведь здесь я служу даже не цезарю, а всему римскому народу. И не имею права не оправдать его доверия.
* * *
— Ну, прощай, — сказал Кассий Херея, обнимая Сабина. — Желаю тебе удачи. Пусть хранит тебя Фортуна.
— Спасибо, — тихо ответил Сабин. — И тебе того же, Надеюсь, мы еще увидимся.
— И я надеюсь.
Они крепко обнялись, Сабин вскочил на лошадь.
Кассий Херея махнул рукой Корниксу, который уже восседал на своем муле.
— Будь здоров, доблестный воин, — сказал он. — Береги своего хозяина.
— Пусть бога его берегут, — буркнул галл. — А мне все это уже до смерти надоело.
— Корникс собрался вернуться в родные места, — пояснил Сабин. — Что ж, это его дело. Хотя мне будет недоставать столь прославленного бойца.
Все трое расхохотались.
— Удачи, трибун, — повторил Кассий. — Буду ждать вестей из Рима. Когда мы вернемся из похода за Рейн, в столице не должно уже быть ни Ливии, ни Тиберия.
— Ни Сеяна, — добавил Сабин. — Ладно, постараюсь. Фортуна должна мне помочь.
— Ну-ну, — с сомнением покачал головой Корникс. — Что-то, судя по всему, не очень-то она нас любит.
— А мы заставим, — улыбнулся Сабин. — Она, ведь, что ни говори, женщина, а?
На следующий день после разгрома попытки мятежа в Риме было спокойно. Правда, город полнился слухами, но ничего конкретного о ночных событиях никто не знал.
Опасаясь волнений и демонстраций, Ливия приказала вывести на улицы усиленные наряды вигилов и городских стражников. Преторианцы оставались на своих квартирах, но были приведены в состояние повышенной боевой готовности.
Однако меры предосторожности оказались напрасными — никто не пытался выступить в поддержку побежденного и схваченного Агриппы Постума; все чаще люди стали поговаривать, что никакой это был не внук Августа, а самый обыкновенный беглый раб-авантюрист, который собирался использовать поднятую им смуту в своих корыстных целях.
Многочисленные агенты Ливии, рассеянные по городу, старательно подогревали эти слухи.
* * *
В небольшом кабачке в Аполлинском квартале посетители, сидя за грубыми столами из неоструганных досок и прихлебывая вино из глиняных кубков, оживленно переговаривались.
На устах у всех были ночные события, но мало кто мог сказать что-то по существу, больше было догадок и предположений.
— Я тебе говорю — это был Постум. Ему удалось бежать, и скоро он снова поднимет бучу, — убеждал собеседника небритый гончар из Субуры.
— Да вранье это все, — сопротивлялся тот. — Я слышал, что того раба, который выдавал себя за Агриппу, сразу же вздернули прямо на воротах.
— Ничего вы не знаете, — встрял какой-то мелкий торговец. — Мой брат ночью привозил в город овощи, так он сам видел...
В углу комнаты сидел человек. Он молча прихлебывал из кружки фалернское, заедал виноградом. Этот человек многое мог бы порассказать о мятеже и о том, как и благодаря кому он был подавлен. Но он пока предпочитал помалкивать, хитро улыбаясь про себя. Вино еще не развязало ему язык.
То был шкипер Никомед.
Ливия выразила ему свою признательность, но приказала пока не толкаться во дворце — пусть пройдет время, пусть утихнут страсти. А уж тогда — обещанная награда.
Вот и сидел Никомед в кабачке, попивал винцо, слушал болтовню людей вокруг и улыбался приятным мыслям.
* * *
В два часа пополудни сенат собрался на экстренное заседание. Необходимо было решить, что сообщить народу, ибо пока еще не было никакого официального выступления по поводу ночных событий. Неизвестность вызывала ненужный ажиотаж, а этого — как сказала Ливия Тиберию — следовало избегать.
Послушный и благодарный сын тут же созвал сенаторов.
Помещение Юлийской курии заполнилось очень быстро — сенаторы не лучше простых горожан были осведомлены о происшедшем, и сгорали от любопытства.
Со многими из них, правда, императрица через своих людей уже провела необходимую подготовительную работу, некоторые и сами были достаточно сообразительны, чтобы правильно оценить ситуацию. Лишь немногие оставались в полном неведении, а еще меньше было таких, которые — возмущенные очередным преступлением — шли в курию, чтобы осудить расправу над сторонниками Агриппы.
Решительнее всех был настроен сенатор Гней Сентий Сатурнин. Когда он узнал о том, что Постум не внял советам и просьбам и все-таки пошел на Рим, и был разбит, то расстался с последними иллюзиями.
Он понял, что его дело теперь проиграно окончательно и бесповоротно. Ливия может торжествовать победу. Ей удалось справиться со старым врагом.
Но Сатурнин был слишком гордым и самолюбивым человеком, чтобы вот так просто сойти со сцены. Он решил показать, что не боится никого и ничего, и именно с этой целью шел сейчас на заседание сената в Юлийскую курию.
Впрочем, Ливия тоже понимала, что ей, наконец-то, представился шанс раз и навсегда разделаться с непокорным сенатором. И императрица не собиралась его упускать.
* * *
Большой зал заседаний был уже заполнен, жрецы принесли традиционную жертву на алтаре богини Победы и удалилась. Поднялся консул Секст Апулей.
— Почтенные сенаторы, — обратился он, — мы собрались здесь сегодня, чтобы обсудить достойные сожаления события, происшедшие ночью в нашем городе.
Всем вам хорошо известно, что вот уже несколько недель некий беглый раб, выдававший себя за покойного внука Августа Агриппу Постума, сеял смуту в народе и пытался спровоцировать беспорядки.
