Быстро заживают раны. Грудь совсем уже не болит. Чары снял грязные бинты. Теперь он каждый день понемногу помогает старику в хозяйстве. Жизнь вокруг кажется мирной и тихой. Никто не появляется возле древних стен Карры-кала.
Вечерами сидит Чары у огня и слушает мудрого старика.
А ночами он разговаривает во сне с Рахимовым, Телешовым, Мамедовым, командиром Пельтинем и комиссаром Савицким. Он им что-то объясняет, доказывает. Однажды утром Чары седлает коня и, попрощавшись со стариком, уезжает.
Еще издали Чары заметил, что на станции не все как обычно. Он увидел нескольких особистов, быстро едущих через плац к тому месту, где проводятся политзанятия. Там собралась большая толпа. Серо-зеленые гимнастерки перемешались с красными халатами.
Чары едет мимо караульного помещения и вдруг застывает на месте. Открывается дверь, и, жмурясь от солнца, выходит… господин пристав!
Они смотрят друг на друга. Пристав как будто узнает его и отводит глаза в сторону. Позади пристава блестит штык часового.
Господина пристава ведут туда, где волнуется толпа. Чары едет сбоку. Он видит, что грозный начальник постарел, обмяк и осунулся. На плечах его болтается потертая офицерская шинель со споротыми погонами Он не знает, куда деть свои длинные руки, и нервно сует их то в карманы шинели, то за спину.
Чары садится на то самое место, где сидел он с закрытыми глазами на политзанятиях Но теперь глаза у него широко открыты. Чары не спускает их с пристава, который сидит перед ним под охраной часовых.
Комиссар на своем всегдашнем месте. Он входит в состав особого трибунала, который рассматривает дело бывшего полицейского пристава Дудникова.
Все как на политзанятии Только стол накрыт красной материей и рядом с комиссаром сидят четверо. Один из них в бараньем тельпеке. Да еще сзади, за спиной Чары, больше людей, чем обычно Из всех окрестных аулов приехали сюда представители.
Один за другим выходят свидетели в ватниках и халатах. Отвечая на вопросы переводчика, они говорят тихими голосами, недоверчиво поглядывая то на подсудимого, то на судей. Говорят о сожженных аулах, вырезанных семьях, привязанных к конским хвостам дайханах. Все это делал Шамурад-хан рука об руку со своим верным помощником, вот этим самым, который сидит сейчас, втянув голову в плечи, нервно сжимая и разжимая кулак с рыжими волосами на пальцах.
Чары, конечно, помнит этот кулак; может быть, он даже ощущает во рту привкус крови от выбитых зубов.
Подсудимый время от времени ловит на себе тяжелый взгляд Чары, и в его глазах мечется страх.
Подсудимому предоставляется последнее слово. Он встает, моргает и тупо молчит. Ему нечего сказать.
Председатель читает приговор: "… именем Революции, освободившей народ от гнета царских палачей… к смертной казни".
— Расстрелять в двадцать четыре часа! — добавляет председатель уже от себя.
Всю ночь Чары сидит против караульного помещения и смотрит на дверь.
Не он один не спит в эту ночь. Вокруг станции горят костры. Дайхане хотят увидеть своими глазами, действительно ли расстреляют русские господина пристава…
Когда сереет рассвет, Телешов выстраивает отделение, Дудникова выводят на пустырь за станцией и ставят к старому дувалу. Чары стоит в десяти шагах и ждет.
Жесткий, незнакомый голос у Телешова. Таким голосом он никогда не разговаривал с Чары.
— По классовому врагу… — говорит Телешов. Короткое: «Пли!» — и господин пристав, дернувшись, валится на землю. Чары подходит, смотрит и отходит в сторону. Примолкшие, задумавшиеся дайхане разъезжаются по аулам.
— Вернулся? — спрашивает сестра. — Ты чего же, не долечившись, удрал?! Дурачок…
Она ведет Чары в санитарную теплушку, и он послушно идет за нею. Демидко осматривает рубцы и хлопает его здоровенной ладонью по плечу.
— Здоров як бык!..
После этого он дает Чары два маленьких кусочка металла.
Совсем по-другому встретили Чары в отряде. Командир Пельтинь отвернулся от него. Комиссар строго смотрел прямо в глаза.
— Вот что, джигит, — сказал ему Рахимов. — Если ты хочешь служить рабочим и крестьянам, служи как нужно. У нас тут не аламаны! А за самовольную отлучку из отряда командир дает тебе десять суток ареста. Повторишь — пойдешь под трибунал. Иди переоденься!..
Чары надевает свое армейское обмундирование, тут же отдает пояс, и его ведут в караульное помещение. Он лежит на тех самых нарах, где сутки назад лежал господин пристав.
Не спится Чары. Мерные шаги часового за стеной такие же, как и там, в городской тюрьме. Но это совсем не то. Ведь только прошлой ночью лежал здесь и слушал их господин пристав, которого утром расстреляли. А там, в тюрьме, он выбил Чары зубы…
По классовому врагу!.. Где Чары слышал эти слова? Ах да, их много раз повторял комиссар в то время, когда Чары сидел с закрытыми глазами… Господин пристав — классовый враг. И еще Шамурад-хан. Но с Шамурад-хана раньше всех получит свой долг он, Чары.
Утром Мамедов приносит свежую лепешку. Но начальник караула Телешов забирает ее.
— Служба есть служба… — говорит он строго. — Не царю служим!
Всегда горячий и задиристый Мамедов на этот раз опускает голову и отходит, не сказав ни слова. А через минуту Чары ловит на себе теплый, как всегда, взгляд Телешова.
Встретившись глазами с Чары, Телешов отворачивается. Он по-прежнему суровый и строгий начальник караула. Но Чары не боится его.
Днем Чары работает: чистит картошку на кухне, моет полы в казарме, убирает конюшни, а ночью думает…
Шамурад-хан объявился так же внезапно, как в прошлый раз. Банда у него значительно меньше. Больше он не рискует нападать на железнодорожные станции.
Шакалом петляет он по пустыне, угоняя и уничтожая стада. Где-то в глубине Черных Песков создал он свою базу. И особый отряд уже две недели кружит по его следам.
Неверны эти следы. Вот ступил конь на мягкий сыпучий песок. С верха потревоженного бархана бесшумно оплывает песчаная лавина. Ветер разравнивает ее. И никто никогда не догадается, что здесь только что проехал всадник.
Кони и люди долго пьют холодную и чистую, как слеза, воду. Верблюд сегодня ходит по своей тропе дольше, чем обычно. На этом колодце отряд будет ждать рассвета.
Комиссар замечает, что чабаны здесь хорошо знают Чары Эсенова. Они сидят рядом, задают ему односложные вопросы. Он так же коротко отвечает. Когда заканчивают ужин, один из стариков достает дутар. Он трогает струны, слегка касаясь их всеми пальцами, и вдруг начинает петь резким, сильным голосом песню, совсем не похожую на широкие, протяжные песни русской равнины.
