— Какой Генрих? — спросил Ла Моль.
— Мне думается, есть только один, — ответил Ла Юрьер.
— Прости, милейший, есть и другой — тот, о котором предлагаю вам не говорить плохо; а именно — Генрих Наваррский, помимо Генриха Конде, человека тоже весьма достойного.
— Этих я не знаю, — ответил хозяин.
— Зато их знаю я, — сказал Ла Моль, — а так как я направлен к королю Генриху Наваррскому, то и предлагаю не отзываться о нем плохо в моем присутствии.
Хозяин вместо ответа опять коснулся своего колпака и продолжал смотреть нежным взглядом на Коконнаса.
— Стало быть, месье будет разговаривать с великим герцогом Гизом? Какой вы счастливец, месье: вы приехали, конечно, ради…
— Ради чего? — спросил Коконнас.
— Ради праздника, — ответил хозяин с особенной усмешкой.
— Вернее — ради праздников, поскольку мне говорили, что Париж захлебывается во всяких празднествах; только и слышно о пирах, балах и каруселях. Ведь в Париже много веселятся, а?
— Не очень, месье, по крайней мере, до сегодняшнего дня, — ответил хозяин. — Но я надеюсь, что скоро все повеселятся.
— Все-таки свадьба его величества короля Наваррского привлекла в Париж много народу, — заметил Ла Моль.
— Много гугенотов, это верно, месье, — резко ответил Ла Юрьер, но, спохватившись, прибавил: — Ах, простите, может быть, господа — тоже протестанты?
— Это я-то протестант? — воскликнул Коконнас. — Еще чего! Я такой же католик, как наш святой отец папа.
Ла Юрьер повернулся в сторону Ла Моля, как бы спрашивая и его; но Ла Моль или не понял его взгляда, или не счел нужным ответить прямо, а спросил сам:
— Если вы, мэтр Ла Юрьер, не знаете его величества короля Наваррского, то, может быть, знаете адмирала? Я слышал, что адмирал пользуется благоволением двора: а так как я ему рекомендован, я бы хотел знать, где он живет, если его адрес не раздерет вам рот.
— Он жил на улице Бетизи, отсюда вправо, — ответил хозяин с тайным удовольствием, невольно отразившемся на его лице.
— То есть как — жил? — спросил Ла Моль. — Значит, он переехал?
— Возможно, на тот свет.
— Что значит — адмирал «переехал на тот свет»? — воскликнули разом оба дворянина.
— Как, господин де Коконнас? — продолжал хозяин с хитрой усмешкой. — Вы сторонник Гиза, а не знаете?
— Чего?
— Да того, что третьего дня, когда адмирал шел по площади Сен-Жермен-Л’Осеруа мимо дома каноника Пьера Пиля, в него выстрелили из аркебузы.
— И он убит? — спросил Ла Моль.
— Нет, ему только перебило руку и оторвало два пальца; но есть надежда, что пуля была отравлена.
— Как «есть надежда», негодяй?! — воскликнул Ла Моль.
— Я хотел сказать — ходит слух; не будем ссориться из-за какого-то слова; я просто оговорился.
И мэтр Ла Юрьер, повернувшись спиной к Ла Молю, многозначительно подмигнул Коконнасу и явно издевательски высунул язык.
— И это правда? — радостно спросил Коконнас.
— Правда? — тихо спросил Ла Моль, убитый горестным известием.
— Все так, как я имел честь сказать вам, — ответил хозяин.
— В таком случае я немедленно отправляюсь в Лувр. Найду я там короля Генриха?
— Вероятно; он там живет.
— Я тоже пойду в Лувр. А найду я там герцога Гиза?
— Возможно: он только что туда проехал, и с ним две сотни дворян.
— Ну что ж, идемте, господин Коконнас, — предложил Ла Моль.
— Следую за вами, — ответил Коконнас.
— А ваш ужин, господа дворяне? — спросил мэтр Ла Юрьер.
— Ах, да! — вспомнил Ла Моль. — Впрочем, я, может быть, поужинаю у короля Наваррского.
— А я — у герцога Гиза, — сказал Коконнас.
— А я, — сказал хозяин, проводив глазами своих постояльцев, зашагавших по дороге к Лувру, — почищу свою каску, вставлю новый фитиль в аркебузу и наточу свой протазан. Мало ли что случится!
V
В ЧАСТНОСТИ — О ЛУВРЕ, А ВООБЩЕ — О ДОБРОДЕТЕЛИ
Оба дворянина, спросив дорогу у первого встречного, направились по улице Аверон, потом по улице Сен-Жермен-Л’Осеруа и дошли до Лувра уже в то время, как силуэты его башен начинали расплываться в сумерках.
— Что с вами? — спросил Коконнас, когда Ла Моль остановился, со священным трепетом разглядывая представшие его глазам подъемные мосты, стрельчатые окна и островерхие шатры на башнях.
— Право, и сам не знаю: у меня вдруг забилось сердце, — ответил Ла Моль. — Я не так уж робок, но почему-то этот дворец мне представляется угрюмым и, сказать правду, страшным.
— Что касается меня, — ответил Коконнас, — не знаю отчего, но я на редкость весел. Вот только наряд у меня неважный, — продолжал он, оглядывая свой дорожный костюм, — но это пустяки! Зато вид бравый. Да и приказом мне вменяется быстрота исполнения. А раз я выполняю его точно, значит, и буду принят хорошо.
И оба молодых человека пошли к Лувру, настроенные по-разному, в зависимости от только что высказанных чувств.
Лувр строго охранялся; количество постов, видимо, удвоили. Сначала это обстоятельство смутило путешественников. Но Коконнас, уже заметивший, что имя герцога Гиза магически действует на парижан, подошел к одному из часовых и, воспользовавшись этим всемогущим именем, спросил, нельзя ли через его посредство проникнуть в Лувр.
Это имя, казалось, произвело обычное действие, однако часовой спросил у Коконнаса, знает ли он пароль.
Пьемонтец признался, что не знает.
— Тогда ступайте прочь, — ответил часовой.
В эту минуту какой-то человек, беседовавший с офицером охраны, но слышавший просьбу Коконнаса, прервал свой разговор и подошел к Коконнасу.
— Што фам укотно от керцок Кис? — спросил он.
— Мне угодно поговорить с ним, — улыбаясь, ответил Коконнас.
— Нефосмошно! Керцок у короля.
— Но я получил письменное уведомление явиться в Париж.
— A-а, у фас есть письменный уфетомлений?
— Да, и я приехал издалека.
— A-а! Фы приехал исталека?
— Я из Пьемонта.
— Корошо, корошо! Это трукой тело. А фаш имя?
— Граф Аннибал де Коконнас.
— Корошо, корошо! Тайте фаш письмо.
— Честное слово, прелюбезный человек! — сказал Ла Моль, обращаясь к самому себе. — Не посчастливится ли мне найти такого же, чтобы пройти к королю Наваррскому?
— Так тафайте фаш письмо, — продолжал немецкий дворянин, протягивая руку к Коконнасу, стоявшему в нерешительности.
— Дьявольщина! Я не знаю, имею ли я право… — отвечал пьемонтец, по своей итальянской природе проявляя недоверчивость. — Я не имею чести знать вас.
