— Что ты собираешься делать? — сердито прошептал я.
— Нам надо прыгать.
— Прыгать?
Глядя на уносившуюся от нас булыжную мостовую, я подумал, что она похожа на стремительную каменную реку, несущую свои булыжники к водопаду. Я яростно замотал головой. Сзади мчалась еще одна повозка, под колеса которой мы могли легко попасть.
— Давай!
— Нет!
Даниэль схватил меня за руку:
— Ну же!
Мы выпрыгнули. Я споткнулся, не удержал равновесие и упал, сильно ободрав колено и ударившись плечом. Когда я пришел в себя, то увидел, что повозка лысого торговца продолжает громыхать по улице.
Я услышал чей-то крик. Это кричал извозчик в красно-синей ливрее; он с трудом остановил свою кобылу с белым пятном на морде, которая была напугана нашим прыжком.
— Что ты творишь, придурок?! Я чуть не задавил тебя!
— Простите, — выдавил я и отбежал в сторону.
Оглянувшись в поисках друга, я увидел его на противоположной стороне дороги. Даниэль сидел у каменного колодца и глупо ухмылялся. Он вывихнул себе лодыжку.
— Наш прыжок был безумием, — сказал я, вытирая грязь и кровь с содранного колена. Джон плюнул на руку и протер мою рану. Морщась, словно моя боль передалась ему, он спросил:
— Больно?
— Нет, не очень.
— А ты не такой слабак, как кажешься, — улыбнулся он, а потом проделал нечто совсем ему несвойственное: обнял меня за плечи, словно только что получил подарок, и поцеловал в щеку, как младшего брата.
От изумления я утратил дар речи.
Прихрамывая, я и Даниэль добрались до птичьего рынка. Наш торговец в фиолетово-зеленой шляпе и праздничном жилете из розового бархата стоял перед повозкой с возмущенным видом, окруженный растущей толпой. Рядом, обливаясь слезами и наблюдая, как он вытаскивает клетки, выставляя их на всеобщее обозрение в качестве доказательства нашей дерзкой выходки, стояла его жена.
— Что же это такое?! — дрожащим голосом обратилась она к одной женщине в толпе. — Все наши красавцы превратились в деревянные чучела!
— Женщина, ты выпила лишнего или рехнулась? — грубо оборвал ее жалобы муж и грохнул клеткой о землю. — Это просто вырезанные и раскрашенные фигурки. Это видит каждый, у кого есть глаза!
— Глупый болтун! — огрызнулась жена, сунув ему под нос шишковатую руку с зажатой в кулаке деревянной фигуркой. — Эта сойка превратилась в деревянное чучело, как только я протянула к ней руку. Чем ты это объяснишь?
Даниэль одарил меня победным взглядом. Мы даже и не думали, что нашу проделку примут за вмешательство сверхъестественных сил.
— Это чудо, которое нам явил сам святой Иоанн, — выкрикнула из толпы худенькая девочка. — Чудо!
Даниэль изумленно посмотрел на нее, потом сделал шаг ей навстречу, будто какая-то невидимая сила влекла его к ней. Но она скрестила руки на груди в знак защиты и удивленно подняла брови, не понимая, как он может не соглашаться с ней. Мой друг снова отступил назад.
Высокий мужчина с надорванным ухом взял клетку с деревянным щеглом, поднял ее высоко над головой и повернулся к толпе.
— Девочка права! Святой Иоанн превратил живых птиц в деревянных!
Было стыдно не остановить его, но я не отважился признаться в нашем обмане. Торговец сплюнул в сердцах.
— Если здесь что-то стало деревянным, так это — твоя башка, дружище. Кто-то решил провести меня. — Он потрясал кулаками в воздухе. — Но я найду наглеца и задушу его собственными руками! Эти красавцы стоили мне целого состояния. Я потерял все!
Его жена облизнула губы и яростно прошептала:
— Выбирай слова, дурак! Это — колдовство. — Она медленно повернулась, будто взглядом хотела найти преступника. — У нас может быть могущественный враг, а ты, — она опять повернулась к мужу, — навлечешь на нас его гнев своими угрозами!
— Замолчи, баба! Ты тут — единственный враг! — он замахнулся на жену огромной мозолистой рукой, собираясь дать ей затрещину.
Даниэль выбежал вперед. Я наивно предположил, что он собирается признаться в обмане. Не тут-то было. Мой друг закричал со всей искренностью:
— Прошу вас, покажите нам это чудо! Покажите нам всех птиц!
— Тебе… тебе что, нравится смотреть, как меня одурачили! — зарычал торговец, и его темные глаза яростно сверкнули. — Все ополчились против меня!
— Покажите нам чудо святого Иоанна, — умолял Даниэль. — Пожалуйста сударь, не позволяйте своей гордыне лишить нас возможности увидеть чудо!
Толпа поддержала благородную просьбу моего друга, и возмущенному торговцу пришлось уступить. Пытаясь хоть на ком-нибудь сорвать свою злость, бедный торговец доставал из повозки клетки с нашими фигурками, и одну за другой швырял на булыжную мостовую. Какая-то маленькая женщина, завернутая в черную шаль, закричала, обращаясь к нему:
— Сам святой Иоанн выбрал вас!
Торговец больше не смог сдерживать ярость и пнул одну из проволочных клеток в направлении женщины. Она угодила в лодыжку толстого лавочника в синем камзоле с высоким воротником, и он пригрозил избить мерзавца палкой за такое оскорбление.
Сотни зевак тыкали пальцами, таращились и даже падали на колени и молились, взволнованные такой встречей земли и небес, и уже утверждали, что это не вмешательство святого, а черная магия.
— Идем, Джон, — сказал Даниэль и потянул меня за рукав.
Пригнувшись, мы выбрались из галдящей толпы и спрятались за двуколкой, в тридцати шагах от нее.
— Подожди здесь, — сказал Даниэль.
— Зачем?
— Спрячься.
— Но зачем?!
— Потом, Джон, все потом! — отмахнулся он. — Просто делай, как я говорю.
Я уселся на корточки за двуколкой. Даниэль умчался, но через минуту вернулся, тяжело дыша.
— Изобрази крик дрозда.
— Что?
— Ты слышал, что я сказал: спрячься и изобрази крик дрозда. Жена торговца сейчас одна. Прощебечи громко, но только один раз.
Я, ничего не понимая, прочистил горло, вытянул губы трубочкой и защебетал.
— Громче! — потребовал Даниэль.
Под его бдительным взором второй крик удался мне гораздо лучше. И тут я заметил худенькую девочку, которая первой объявила наш обман чудом. Она сидела на корточках неподалеку и внимательно смотрела на меня.
— Крикни еще раз, — попросил Даниэль. — На этот раз как можно громче.
У девочки были такие большие красивые глаза, что когда я смотрел на нее, мне показалось, что время замерло. Заглядевшись на нее, я вспомнил маленького крапивника, одну из птичек, которую мы только что освободили. В панике он метался в клетке. Когда же я взял его в руку, он сразу успокоился, словно понял, что я хочу его освободить. Тогда мне тоже казалось, что мы с ним одни во всем мире.
