Однажды Сальпетриер посетила суперинтендант двора королевы принцесса де Ламбаль и встретилась с Жанной. Этого достаточно, чтобы родился слух, будто одна из ближайших подруг Марии-Антуанетты явилась в тюрьму по тайному ее поручению. Но чем следует объяснить этот визит? Только тем, что королеву мучает совесть. И когда в один прекрасный день Жанна исчезла из тюрьмы, все решили, что в ее бегстве замешана королева, пожелавшая спасти свою «подругу».
Кому же в действительности Жанна была обязана столь неожиданным и странным освобождением? Кто передал ей ключ от темницы и мужской костюм? Едва ли в этом была замешана королева. Скорее всего, Жанне помог кто-либо из врагов Марии-Антуанетты, чтобы окончательно погубить репутацию королевы. И он достиг цели. Первая дама Франции была полностью скомпрометирована. Для нее побег авантюристки оказался предательским ударом из-за угла, поскольку благодеяние, чье бы оно ни было, не убавило у Жанны жажды мести.
Оказавшись в Лондоне, она вознамерилась опубликовать брошюру, в которой собиралась рассказать подлинную правду, которую ей не дали высказать на суде. Тут же нашелся издатель, готовый напечатать сенсационный материал. Само собой, Жанне перепадет солидный куш. Очень скоро слухи о намерении предать гласности альковные тайны двора дошли до Парижа. Здесь не на шутку встревожились. В Лондон отправилась посланница королевы — графиня Пилиньяк. Ее миссия состояла в том, чтобы за двести тысяч ливров купить молчание аферистки. Верная себе мошенница взяла деньги, после чего сразу же выпустила в свет свои скандальные «Мемуары». Товар пошел нарасхват, так что приходится издавать «Мемуары» трижды, чтобы удовлетворить спрос.
В этих мемуарах было все, что желала бы прочесть падкая до скандалов публика. Процесс в парламенте был сплошным обманом: королева поручила купить ожерелье и получила его от Рогана, ла Мотт же, воплощенная невинность, лишь из чисто дружеских побуждений призналась в якобы совершенном преступлении, чтобы спасти честь королевы.
Теперь репутацию Марии-Антуанетты ничто уже не могло спасти. И когда началась революция, раздаются голоса, что нужно пригласить в Париж беглую ла Мотт, чтобы вновь провести процесс по делу об ожерелье. На этот раз оно должно будет слушаться перед революционным трибуналом, где Жанна станет обвинительницей, а Мария-Антуанетта окажется на скамье подсудимых.
Но Мария-Антуанетта не желала ждать, когда ее поведут в суд. И на третий год революции, когда тучи над королевской четой сгустились и ей угрожала расправа, король и королева решили не дожидаться худшего. Так возник роялистский заговор с целью спасения жизни королевской семьи.
Поздно вечером 20 июня 1791 года во дворце Тюильри все было как обычно: король и королева готовились ко сну. Только прислуга была отослана раньше обычного часа. Оставшись одни, они снова оделись в простое дорожное платье, не соответствующее их высокому положению. В будуаре королевы собрались ее дети и сестра короля. Отсюда потайным ходом, разбившись на группы, через определенные промежутки времени вышли они из дворца, причем последним его покинул король с семилетним дофином. Беглецы, не будучи узнанными, достигли площади Карусель, где их ждал граф Ферзен, главный организатор побега. Он был переодет кучером. Следуя за ним, беглецы дошли до угла улицы Сент-Оноре, где сели в две ожидавшие их кареты. В одной из них уже находилась маркиза де Турзель, воспитательница королевских детей. Сейчас она выступала под видом баронессы Корф, русской подданной, что и удостоверял паспорт, имевшийся у нее на руках. Анна Кристина Корф, урожденная Штегельман, была дочерью известного петербургского банкира и вдовой русского полковника, убитого в 1770 году. После смерти мужа она поселилась с матерью в Париже, где была в дружеских отношениях с графом Ферзеном, вовлекшим ее в заговор. Для спасения королевской семьи баронесса пожертвовала всем своим состоянием.
Мнимая баронесса с детьми покидала революционный Париж, ее сопровождали горничные и слуги. Именно эту роль надлежало сыграть членам королевской семьи: Людовик изображал камердинера, Мария-Антуанетта и сестра короля — горничных русской баронессы. Граф Ферзен взгромоздился на козлы, взял вожжи, и кавалькада тронулась в путь. За заставой Сен-Мартен все пересели в крытую линейку, запряженную двумя парами принадлежащих Ферзену лошадей. Правил ими его кучер, наряженный почтальоном, сам граф разместился рядом на козлах.
Под видом лакеев беглецов сопровождали трое лейб-гвардейцев-телохранителей. До Бонди доехали благополучно, сменили лошадей и тронулись дальше, но уже без графа Ферзена. Поцеловав руку королевы, он отправился обратно в Париж, откуда той же ночью по другой дороге намеревался отбыть в Брюссель, где должен был вновь присоединиться к королевской семье.
Ничто не возбуждало подозрения у постов национальной гвардии, и экипаж нигде не задерживали. Тем более что при досмотре баронесса Корф предъявляла документ, выданный министерством иностранных дел, в котором предписывалось беспрепятственно пропускать баронессу, направляющуюся во Франкфурт с двумя детьми, горничными, камердинером и тремя слугами.
Лишь небольшая задержка на час произошла из-за поломки колеса, не вызвав, однако, тревоги у беглецов. Они все больше проникались уверенностью в благополучном исходе рискованного предприятия. Казалось, каждый оборот колес приближает их к заветной цели.
Так, уже днем они прибыли в Шалон, единственный крупный город на их пути. Пока меняли лошадей, около экипажа собралось несколько зевак, суетился начальник почтовой станции. И вдруг он застыл, словно окаменел перед каретой. В камердинере он узнал короля, неосторожно приблизившегося к окну. Что было делать? Несколько секунд пожилой почтарь колебался — жизнь государя была в его руках. Подавив волнение, он начал помогать запрягать лошадей, всячески торопя путников с отъездом.
Когда экипаж выехал из ворот, король и королева в один голос воскликнули: «Мы спасены!» Эта удача еще больше ободрила их, придала сил, но, увы, не научила быть более осторожными.
В седьмом часу вечера экипаж с беглецами достиг почтовой станции в Сен-Мену. Было еще светло. И тут произошло то, что сорвало столь тщательно спланированную и с таким трудом организованную операцию.
Случай с пожилым почтмейстером ничему не научил Людовика. Он неосторожно высунул голову из окна экипажа. Это и погубило его и королеву. Восьмилетняя девочка, вертевшаяся возле, подняла золотую монету, оброненную одним из слуг-телохранителей во время расчета с почтмейстером. «Как это изображение на монете похоже на господина, который сидит в экипаже!» — воскликнула она. Слова ее не прошли мимо почтмейстера Жака-Батиста Друэ, патриота и революционера. Он украдкой заглянул в карету и убедился, что девочка права. Сходство человека в платье камердинера с изображением профиля на монете было несомненным. То же одутловатое, массивное лицо, нос с горбинкой, та же прическа. Друэ уже не сомневался, что в карете едет король, вернее, спасается бегством из революционного Парижа. Но предпринимать что-либо было поздно — экипаж уже тронулся и поблизости не было никого из тех, кто помог бы его задержать.
