Коля потупился:
— Непонятно все это. Я думал, что я сын офицера, даже, может, дворянина… вы говорили, как нашли меня: пеленки на мне были дорогие, кружевные да кольцо золотое к пальцу ниточкой привязано…
— Истинно так! Да ведь мамка твоя и вправду с офицером тебя нажила. Да только уехал он. Свой животик растущий она как-то утаила от всех на заимке, где вроде бы сердце тайгой лечила. Там тебя и родила, да к нам и подбросила. Потом выдали ее замуж. А родичи жениха все — люди старого закона. После брачной ночи положено женскую рубаху на крыльцо вывешивать. Вывесили — ни одного красного пятнышка. Тут твою мамку и выгнали с позором. Пошла она топиться. А один жульман нырнул да и вытащил Анну Петровну бедняжечку.
Теперь у Бабинцева в услужении. И выпивать велят, и волю их исполнять. Где, говорит, мой сыночек, пусть придет, пусть спасет…
Коля опять вспомнил, как он ходил к купцу Туглакову за деньгами. И тот сказал, что, да, действительно, обменял Колины царские деньги на керенские по курсу. И вручил Зимнему два тяжелых рулона.
— Во! — сказал Туглаков, новые! Чуешь, как краской пахнут? Еще даже неразрезанные. Сам будешь отрезать по надобности твоей.
— Да ходят ли эти деньги? — засомневался тогда Коля. — Почему сменяли не на золото, как говорили?
— Золото народ спрятал. А деньги… Не сомневайся, керенки — самые последние деньги, которые властями выпущены, стало быть, ходят. Иди, трать поскорей. Время дикое.
Коля тут же отнес один рулон керенок Фаддею Герасимовичу, чтобы старик купил себе корову. И попросил старика, чтобы тот отвел его на Войлочную заимку к матери, Анне Петровне.
На заимке их встретили лаем огромные лохматые собаки. Некоторые лаяли из подворотен, а иные — с крыш небольших избушек. Немало собак бегало и по улице. Фаддей Герасимович хотел было подобрать палку побольше размером, но Коля воспротивился:
— Что вы! Это еще хуже! Сожрут вместе с палкой.
— Где здесь дом Бабинцева? — спросил Фаддей Герасимович старушку, сидевшую на лавочке.
— Бабинцева? — переспросила старушка, сунула в рот два пальца и оглушительно свистнула. Тотчас появились два паренька в кепках набекрень, так, что один глаз был закрыт кепкой, а второй едва выглядывал из челки, оба они сплюнули сквозь щели зубные, так, что слюна длинной струйкой почти долетела до пришлых. Парнишки, поплевывая, напевали жалобную песню:
Течет речка вдаль, в урман,
Моет золотишку,
А молоденький жульман
Заработал вышку.
А молоденький жульман
Заработал вышку!
— Вам чего тут надо, фраера задрипанные? — спросил один паренек, второй достал из кармана финский ножик и стал пробовать острие на ногте.
— Я маму, Анну Петровну, видеть хочу, а — она, как мне сказали, в доме Бабинцева живет, — вежливо сказал Коля.
— Мама твоя, бикса [25], в карты заиграна, а Бабинцев с тебя лапши настрогает!
— Зря вы так. Я маме деньги принес! — сказал Коля, — вот, полный чемодан.
— Деньги? — оживился первый паренек и вынул из кармана финку, — полный чемодан? Ну это нам подфартило…
Оба паренька зашли так, чтобы отрезать пути отхода Коле и Фаддею Герасимовичу.
В этот момент вышел из ограды не кто иной, как Аркашка Папафилов.
— Здравствуй, Аркадий! — поспешил поздороваться Коля, — помоги ты мне с мамкой повидаться. А то тут парнишки какие-то с ножами…
Аркашка сказал парнишкам, чтобы сгинули. Они послушно ушли. Он подошел ближе и сказал:
— Чудак ты, Коля, разве можно лезть в пасть прямо к удаву?
— Но мама сама меня искала, к моему приютскому дядьке приходила. Хочет, чтобы я ее забрал, вдвоем бы зажили. У меня теперь деньги есть…
— Деньги? — встрепенулся Аркашка, — откуда? И ты сказал этим паренькам про это? Сколько у тебя?
Коля рассказал про Туглакова, про керенки…
— Уф-ф, — надул щеки Аркадий, — отлегло! Айда в мою хазу [26].
Он зашагал к калитке, жестом пригашая следовать за ним. Коля последовал не без робости, но не верилось, что Аркашка, знакомый ему с детства, способен на что-то страшное, ну, шкодник он был, верно, но не более того. И мать видеть очень хотелось.
Они вошли в усадьбу, густо заросшую тополями, ветлой, боярышником, калиной, даже домов за ветвями было не видать. В глубине усадьбы виднелся рубленный из огромных бревен обширный одноэтажный дом. По обеим сторонам крыльца были устроены собачьи будки, такие, что могли бы служить жильем и человеку. Из будок выглядывали громадные цыганские волкодавы.
Аркашка шепнул:
— Не дай бог кому бы то ни было подойти близко к такой собачке. Их Бабинцев со щенячьего возраста обучает носы людям откусывать. Как? Просто. Помощник играет роль чужого. Надевает маску, входит в ворота, металлическая маска покрашена под цвет человечьей кожи, а спереди — вместо носа — гусиная лытка. После такой выучки они любому незнакомцу нос откусят в момент. Ясно? Но мы в дом Бабинцева не пойдем. С начала в мою хавиру [27] заглянем, я тебе кое что покажу, а уж потом пойдем и к мамке твоей, Анне Петровне.
Подошли к малой избушке, Аркашка сунул руку под крыльцо, что-то там дернул и дверь сама собой отворилась:
— Секрет! — подмигнул Аркашка. — Вообще замков не держим, вор у вора не крадет, а чужие люди здесь не ходят.
В Аркашкиной избе, кроме топчана и пары табуреток, ничего не было — ни стола, ни шкафа, ни комода. Коля взглянул на стены и потолок и вздрогнул: все вокруг было обклеено рулонами керенок.
— Усек? — повернулся к нему Аркашка. Обои получаются хорошие. Ни на что иное эти деньги теперь не годны.
— Но почему? — упавшим голосом спросил Коля.
— Не принимают. И деньги директории не принимают. Только золото берут да еще царские. Сейчас в Омске правитель объявился, Колчак, так он тоже деньги стал печатать, но их в Томске пока мало. Их брать народ тоже не рискует. Так что не на что тебе мамку выкупать из плена.
— Так она вправду заиграна? Неужто в карты играет?
— Еще как, здесь и научилась. Ну айда!
Аркашка захлопнул дверь. И сказал Коле, сперва оглядевшись по сторонам:
— Ты, видно, удивлен, что у меня на хазе ничего нет? Тут у нас дела пошли хилые. Раньше ворами дядя Вася правил, так все законы соблюдали. Но дядю Васю нашли в Ушайке с пером [28] в боку. И как-то так вышло, что всем стал править Цусима. Жизни не стало. Я на бану дежурю, жизнью рискую, а Цусима у меня тут же добычу отбирает. Цусима на что глаз положит, то и отдай ему, хоть картину, хоть икону, хоть ложки серебряные. Если добуду слам [29] — все себе забирает! Вот и трудись тут зря. Я, конечно, тырю по разным углам в Томске, что только могу. Да что это за жизнь? Ходи да оглядывайся. Надоело! Надо самому деньгу заиметь и свою банду создать…