А между тем всемогущий кардинал сам указал ему этот путь, отрекшись от королевы-матери после того, как она ввела его к королю и утвердила его положение среди королевских приближенных. Поэтому Мария Медичи имела полное право говорить, что Ришелье несет на себе тяжесть своих собственных грехов.
Заговор против кардинала, зародившийся в Люксембургском дворце, начал принимать все более и более серьезный характер. Королева-мать и герцог Орлеанский твердо решили исключить влияние всемогущего министра, но в то же время ни один из них не решался вступить в эту борьбу открыто. Оба хорошо знали ум и силу своего врага, а потому предпочитали исподволь подыскивать людей, способных стать надежным оружием в их руках.
Удаче их планов могло содействовать единодушие герцога д'Эпернона и маркиза де Галиаса, и отношения с ними поддерживались по-прежнему, но в строжайшей тайне. Герцог Орлеанский был слишком малодушным человеком для того, чтобы выступить против Ришелье открыто, а у Марии Медичи были еще слишком свежи в памяти печальные для нее последствия недавнего дворцового переворота.
Маркиз де Галиас привез однажды маркиза де Сен-Марса и друга его де Ту к герцогу Орлеанскому, и тот, разговаривая с молодыми дворянами, вскоре убедился, что это были именно такие люди, каких он подыскивал. Нужно было только умело повести дело.
Сближение с ними представляло еще и ту выгоду, что Людовик с каждым днем, видимо, все сильнее привязывался к своему красивому и ловкому гардеробмейстеру и все внимательнее прислушивался к его словам. Партии королевы-матери необходимо было воспользоваться этим обстоятельством.
Кроме того, Марии Медичи казалось, что даже сам Людовик смотрел на быстрое возвышение и растущее могущество Ришелье далеко неблагосклонно, он терпел его лишь потому, что не имел достаточной воли устранить его или ограничить его чрезмерное властолюбие. Это открытие подало ей надежду склонить на сторону заговорщиков даже самого короля.
Между тем герцог д'Эпернон предложил поехать в Испанию и там объединить нескольких сторонников их замыслов против ненавистного кардинала.
Ришелье был в дурных отношениях с испанским двором. Кроме того, там знали, что Анне Австрийской пришлось пережить немало тяжелых минут благодаря его интригам. Таким образом, в Испании было нетрудно найти влиятельных и сильных людей, готовых действовать против Ришелье.
Но герцог Гастон Орлеанский придумал какой-то собственный план, держал его в глубокой тайне и временами хвастал перед своими приближенными, что скоро произойдет нечто необыкновенное. Поверенным своим он избрал маркиза де Галиаса, считая его человеком, наиболее подходящим для осуществления задуманного. Он решил издали любоваться тем, как другие станут таскать для него каштаны из огня. Если они обожгут себе при этом пальцы, то он, стоя поодаль, не почувствует боли, а если им удастся довести свое дело до конца, то главная часть успеха выпадет на его долю. В обоих случаях он был бы в выигрыше, а такое положение дел было именно в его вкусе. Открыто Выступить против ненавистного врага, смело взглянуть ему в глаза было не в характере брата короля.
Вследствие того, что у короля так долго не было детей, многие смотрели на Гастона, как на наследника престола, и это служило поводом ко множеству интриг и раздоров.
После смерти первой жены Гастона, царственный брат его и кардинал Ришелье пытались втянуть его во всякого рода гибельные излишества, но Гастон вовремя понял их планы, сблизился с матерью и принялся вместе с ней интриговать против брата.
Людовик XIII большую часть года проводил в обширном и мрачном дворце Сен-Жермена и с удовольствием охотился в окружавших его дремучих лесах. С некоторых пор Анне Австрийской тоже начал нравиться Сен-Жермен, и она даже выстроила себе маленький летний дворец в лесу, где часто проводила по несколько дней.
Однажды маркиз Галиас отправился в своем роскошном экипаже в Сен-Жермен, чтобы добыть там по поручению герцогов Орлеанского и Булонского некоторые секретные и весьма важные сведения. Галиас знал, что друг его де Ту уже уехал навестить молодого Сен-Марса и спешил воспользоваться этим случаем, чтобы переговорить с ними обоими вместе.
Наступил уже вечер, когда он приехал во дворец и узнал от офицеров в передней, что король на охоте и возвратится поздно. Он спросил де Ту и узнал, что тот не поехал на охоту и теперь сидит наверху в приемной вместе с Сен-Марсом.
Галиас очень обрадовался этому и тотчас же поднялся наверх в те комнаты, где обыкновенно сидели приближенные короля.
Он застал обоих друзей в отдаленной приемной за весьма оживленным разговором.
Увидя вошедшего маркиза, де Ту приветливо поспешил к нему навстречу. Сен-Марс тоже встал со своего места и вежливо раскланялся с ним, так как они были уже немного знакомы.
Все трое уселись опять и продолжали разговор о всевозможных новостях и происшествиях, но Галиас свел его к личности Ришелье.
— Вы были в Люксембурге и можете рассказать нам все, что сделано для того, чтобы поубавить спеси у кардинала, — сказал де Ту. — Пожалуйста, говорите все, не стесняясь. Мой друг по-прежнему не принадлежит к числу его приверженцев.
— В Люксембурге толкуют о весьма важных новостях, — сказал Галиас многозначительно.
— Так будьте же так добры, расскажите нам о них, маркиз, — вскричал Сен-Марс.
Галиас со страхом оглянулся вокруг.
— Я не уверен, — проговорил он нерешительно, — что и здесь стены без ушей.
— Не беспокойтесь! — сказал де Ту. — Здесь нет никого, кто мог бы вас подслушать.
— Предупреждаю, господа, что нам придется откровенно говорить о вещах чрезвычайно важных и секретных! Начнем с того, что Черный союз объявил кардиналу войну.
— Как! Тайное общество, насчитывающее в своих рядах знатнейших людей государства! — с удивлением проговорил Сен-Марс. — Но откуда вы это узнали?
— Из самых достоверных источников.
— Укажите их нам, если можно.
— С некоторых пор герцог Булонский стал очень часто бывать в Люксембургском дворце, — ответил Галиас.
— Да, я слышал, что он имеет весьма значительное влияние в Черном союзе.
— Недавно он сделан главой этого союза, — продолжал Галиас, — его соединение с герцогом Орлеанским — факт тоже весьма важный. Но теперь должно произойти еще одно соединение.
— Вы, вероятно, говорите об Испании?
— Нет, вы ошибаетесь, я говорю о соединении гораздо более важном и гораздо более чреватом последствиями, и оно должно произойти в Париже, при дворе.
— Это чрезвычайно любопытно! — вскричал де Ту. — Скажите, кто же это?
