— Вот именно. — Она закрыла глаза.
Он нагнулся и поцеловал ее в губы.
Такого поцелуя он не получал еще ни от кого и не дарил сам. Этот нежный и осторожный поцелуй был полон огня и заставил вспыхнуть все его естество, изумил и смутил его.
— Нина, о Нина, — услышал он свой собственный лепет, продолжая упиваться ею. И с каждым касанием их губ он все больше приближался к неведомому доселе счастью. Грусть, боль, страхи, трудности, опасности, беды и потери отступили на задний план и казались в этот миг смешными и несущественными, далекими, как парус на горизонте. — Нина, о Нина! — Он достиг вершины счастья и не собирался никому уступать его.
С Ниной, похоже, происходило то же самое. Обняв Витуса, она прижималась к нему со всей силой своей юности, страстно отвечая на его поцелуи и требуя все новых и новых.
Наконец они выпустили друг друга из объятий, потрясенные внезапно вспыхнувшей страстью, но, едва переведя дух, она снова прильнула к нему, отвела белокурую прядь от его лба и снова приникла к его губам.
— Глупенький, — прошептала она, — почему же тебе потребовалось столько времени, чтобы заметить, что я тебя люблю?
— Да, я жалкий болван! — Он вновь притянул к себе девичье тело. — Наверное, я просто не смел признаться себе в этом. Сам не понимаю, почему. Знаю только, что был изрядным остолопом. Зато сейчас я могу прокричать на весь мир: я тоже люблю тебя, Нина! Безумно люблю! И я никогда уже не отпущу тебя!
— О-о-о-о!
К своему безграничному ужасу, Витус вдруг увидел, что янтарные искорки погасли, уступив место слезам.
— Боже праведный, что случилось? Я что-нибудь не так сказал?
— Нет-нет… — Нина громко всхлипнула, засопела и попыталась улыбнуться.
Покопавшись в кармане, он вытащил платок и вытер ей слезы.
— Да что с тобой? Только что ты была такой счастливой, а теперь плачешь.
— Ах ты, глупенький, ты и вправду ничего не смыслишь в женщинах. Я же от радости плачу! Ну скажи еще раз, что ты любишь меня.
— Я люблю тебя, не сойти мне с этого места, и торжественно заявляю, что буду любить тебя вечно!
Она улыбнулась:
— Если бы ты только знал, как давно мое сердце бьется только для тебя! Я полюбила тебя в тот самый момент, когда вы с Магистром переступили порог нашего дома. Нет, даже раньше. Помнишь, когда мы увиделись в первый раз? Это было на одном из отцовских полей, когда ты так неожиданно появился там с дедушкой Эмилио. Отец представил нас всех, а когда очередь дошла до меня, я была готова провалиться сквозь землю — так громко стучало мое сердце. Но ты, естественно, этого не заметил. Никто не заметил, даже мама. Ведь все считали меня маленькой девочкой. Но мне тогда было четырнадцать, и я чувствовала себя вполне взрослой. Во всяком случае, достаточно взрослой, чтобы без оглядки влюбиться и потом страдать от этого. А когда ты ушел вместе с бродячими артистами, я целыми днями рыдала и страшно боялась, что уже никогда не увижу тебя…
И вдруг в один прекрасный день ты все-таки вернулся! Боже мой, чего я только ни вытворяла, чтобы привлечь твое внимание: невзначай брала твою руку во время урока и удерживала ее, все время склоняла к тебе голову, один раз даже поцеловала. Я сама себе казалась какой-то потаскушкой.
— О Господи, а я ничего не замечал. Если бы я только знал!
— Скажи это еще раз!
— Что? Ах да, я люблю тебя. Я по-настоящему люблю тебя, Нина Орантес!
— Боже, а что скажет отец, когда узнает, что мы… Мама-то обрадуется, я ее знаю. А вот отец…
— Он будет согласен. В конце концов, у меня серьезные намерения.
— Как это — серьезные?
Витус расхохотался:
— Хочешь все знать заранее? Серьезные — значит, я уже завтра попрошу твоей руки.
— О любимый! — воскликнула Нина и осыпала его лицо легкими поцелуйчиками. — Это самый прекрасный день в моей жизни!.. — Но вдруг осеклась. — Скажи, а если так, значит, мне скоро придется жить в замке? Как-то боязно: там столько слуг. Я буду ужасно волноваться.
— Ничего страшного, англичане тоже люди. Немного странные и своенравные, но весьма любезные, ты же видишь по мне.
Она засмеялась и прижалась к нему.
— Подожди, мне в голову пришла одна идея. Я дам тебе залог моего обещания. — Порывшись в поясном кармане, он извлек золотой перстень с печаткой. — Это кольцо моей матери. В свое время ты будешь его носить, но я отдаю его тебе уже сегодня.
— О Витус, ты это серьезно? — Нина осторожно взяла в руки сокровище. — Ты правда отдаешь его мне?
— Да. Никогда еще я не был так серьезен.
На какой-то момент ему показалось, что Нина сейчас опять заплачет от счастья, но она справилась с волнением и сосредоточенно произнесла:
— Я спрячу перстень и никому не покажу его до тех пор, пока ты сам не скажешь отцу.
— Я приду завтра вечером, когда он вернется с поля и вы поужинаете.
— О, я с нетерпением буду ждать! Жалко, что завтра утром не будет урока в школе, там бы мы увиделись.
— Но мы будем стойкими и выдержим разлуку.
— Да, ты прав. Надеюсь, счастье не написано у меня на лице, ведь это должен быть сюрприз. — Она поцеловала его.
Держась за руки, они долго смотрели друг другу в глаза, и каждый видел в глазах другого затаенную страсть.
Наконец они оторвались друг от друга, но лишь затем, чтобы снова броситься в объятия. Смеясь, снова разошлись — и снова не выдержали и вернулись. Так повторилось еще несколько раз, пока влюбленные окончательно не простились. Гроза уже прошла, и первые солнечные лучи пробивались сквозь облака.
Они этого даже не заметили.
— Не обижайся на меня, старый сорняк, но выражение твоего лица очень напоминает телячье. — Магистр лежал на лавке в их общей келье и с укоризной посматривал на друга. — Новый день начинается, утренняя молитва вот-вот закончится, а с твоей физиономии не сходит блаженная улыбка отрешенности от мира.
— Я действительно сейчас далек от реальной жизни.
Маленький ученый рывком вскочил и сел на постели.
— Послушай, означает ли это, что вы с Ниной… Я хочу сказать, что вы наконец…
Глаза Витуса сияли от счастья:
— Да, старик, именно так. Как всегда, ты распознаешь вещи, касающиеся меня, раньше меня самого.
— Слава Всевышнему! Воистину замечательная новость! Ну, рассказывай!
Витус подробно рассказал другу обо всем случившемся вчера во время грозы. Магистр слушал с таким напряженным вниманием, что даже не замечал, как прибор с бериллами то и дело съезжал с его носа. Наконец он радостно воскликнул:
— Орантес ошалеет от удивления, когда узнает, что его старшая дочурка скоро станет леди. Лишь бы это не ударило по желудку Аны. Ах, что я несу! Разумеется, благонравная матушка будет страшно гордиться, как и сеньор папаша. Кстати, мне только сейчас пришло в голову: а что ж ты утаивал радостную весть от нас с Коротышкой?
