class="p1">— Нас никто заметить не может. У нас нет фонаря. Ладно, Пахо, можешь укладываться спать. Что, Ариас всё кашляет? — повернулся Хуан к спящему мулату. И, не дожидаясь ответа, добавил: — Прихватило нашего Ариаса. Хрипит в груди уже который день после гибели баркаса.
— И слабый сильно, сеньор, — сокрушённо молвил негр.
Хуан долго смотрел на огонёк. Уже через полчаса он почти был уверен, что это бортовой фонарь судна, что шло тем же приблизительно курсом, что и каноэ. Огонь приблизился, стал ярче. Иногда Хуану казалось, что он покачивается. Но так могло и показаться.
Прошёл ещё час с небольшим, как решил юноша. Теперь отчётливо было заметно покачивание огня. А вскоре стало видно в его свете неясные очертания, часть бушприта и снастей. Корабль шёл почти в кильватере каноэ.
Хуан поспешил убрать парус. Он мог выдать присутствие каноэ, а это не входило в расчёты. Неизвестно, что за судно. Лучше поостеречься.
Ещё полчаса наблюдений, — и Хуан в черноте ночи заметил медленно проплывающий чёрную, со светлыми пятнами парусов, громаду корпуса трёхмачтового судна. Флаг различить было невозможно. Можно было даже различить в свете двух кормовых фонарей силуэты людей, стоящих на полуюте.
Судно прошло в кабельтове от каноэ и так же неторопливо ушло вперёд.
Хуан опять поднял парус. Каноэ слегка накренилось и пошло следом, тихо покачиваясь на слабой волне.
Утром никакого паруса на горизонте уже не увидели. Море было пустынно, тихо, и лишь альбатросы величественно парили на распростёртых крыльях в высоком небе.
Хуан всё вспоминал карту, прикидывал путь, и полагал, что в такую погоду они за несколько дней смогут достичь или Пуэрто-Рико, или Санта-Круса.
Ариас долго откашливался. Пахо орудовал мачете, готовя завтрак из кокосовых орехов. Ничего другого у них не было. А голод постоянно терзал их внутренности. Орехи не могли насытить молодые тела. И жажда помаленьку наваливалась на их разгорячённые рты. Правда, особой жары не было, и море хорошо веяло прохладой.
После полудня на горизонте появился парус. Он часа два бледным пятном маячил вдали, пока не растаял совсем.
Два дня спустя наши путешественники остались всего с двумя орехами на человека, которые Хуан приказал оставить для самого трудного дня.
— Мы не знаем, когда появится земля, ребята, — сказал он тихо. — Повременим с питьём и едой. Завтра прикончим всё — и останется одна надежда на Всевышнего. Будем молиться.
— Надо было бы судно окликнуть! — заявил Ариас и закашлял. — Давно были б где-нибудь в надёжном месте.
— Никто не знает, что было бы, Ар, — примирительно ответил Хуан. — И что теперь об этом говорить? Будем ждать, вдруг появится ещё парус. Или мы с божьей помощью достигнем земли.
На следующее утро опорожнили предпоследний орех. Ариас слабел на глазах, сильно кашлял, после чего долго лежал баз всякого движения на дне, тихо глядя в безоблачное небо.
Вечером прикончили последний орех. Больше ничего не было. Рот пересыхал, силы уходили с последними лучами солнца. Воля улетучивалась. Ариас часто надрывно кашлял. Тело его горело в жару. Он уже не пытался встать.
Хуан привязал рулевое весло линем, улёгся на дно и закрыл глаза, прося Господа дать ему сон, где он мог забыться от страданий.
Утро опять было светлым, чистым, солнце быстро набирало силу и бросало на несчастных путников жестокие лучи, иссушая последние капли влаги из их тел.
Хуан с трудом обрызгал себя забортной водой, глазами приказал так же поступить Пахо. Ариаса предпочёл не трогать. Тот только и делал, что кашлял. Осунувшееся лицо было серым, глава лихорадочно блестели, и в них можно было прочесть полное отсутствие чего-то разумного. По-видимому, он ничего не ощущал, полностью поглощённый болезнью.
Хуан с Пахо то и дело обливали себя морской водой, пока соль не начала щипать их тела.
Ещё до полудня Хуан на востоке заметил белые облака. Они быстро сгущались, темнели. Вскоре блеснула молния. Грома ещё не слышно, но шквал и дождь обещались.
Страх и надежда одновременно обуяли путников. Лишь Ариас был равнодушен ко всему. Он ещё больше осунулся. Глаза ввалились, лицо ещё сильнее посерело. Хуан был уверен, что до утра друг не дотянет. Господь торопится призвать его к себе.
Волнение усилилось, хотя ветер ослабел почти до штиля. Хуан заметил далеко за кормой сильную рябь. Это шёл шквал. С помощью Пахо с трудом спустили парус, и только успели его укрепить, как с сильным гулом на них обрушился шквал. Тучи водяной пыли захлестнули каноэ. Тотчас волнение заметно усилилось. Волны с каждой минутой повышались. Каноэ уже наполнилось водой, Ариас почти плавал в ней, содрогаясь от сильнейшего кашля.
— Черпай воду, Пахо! — закричал Хуан, отыскал пустую скорлупу ореха и с остервенением начал работу. Пахо не отставал.
Полил дождь. Он был плотным, тугим и сёк немилосердно. Хуан с Пахо пытались наполнить скорлупки, но это им не удавалось. Пыль и пена постоянно носились в воздухе. Пришлось бросить эту затею. Они просто подставляли лица под ливень, ловили жадными ртами струи живительной влаги и глотали.
Неизвестно, сколько прошло времени, но вдруг шквал унёсся вдаль, дождь быстро перерос в моросящий. И Хуану с Пахо удалось только несколько глотков воды собрать в скорлупы орехов.
Ещё минут десять — и дождь прекратился вовсе. Ветер утих до слабого, лишь волны ещё гуляли по простору моря, напоминая о тех жутких минутах, когда каноэ было на волосок от гибели. Но и сейчас оно едва держалось на плаву, наполненное водой.
— Брось всё, Пахо! Выливаем воду из лодки!
Хуан пригоршнями и скорлупами выплёскивал воду. Постепенно лодка поднималась над водой. Временами волна накрывала пенным гребнем лодку, и приходилось начинать всё сначала.
На Ариаса никто не обращал внимания. Он лежал без движения, слегка покачиваясь в воде. Бледное лицо неподвижно смотрело в небо. Глаза были полузакрыты и неподвижны.
— Сеньор! — Тихо позвал Пахо и указал глазами на Ариаса. — Видно, помер!
Хуан подлез к другу. Осмотрел его, покачал головой.
— Отмучился, бедолага! К этому шло! Эх!..
Живые в молчании стояли на коленях перед трупом. Они то ли молились, то ли представляли, как через два дня сами будут такими недвижными трупами.
— Ладно, Пахо! Что тут поделаешь? Надо похоронить его.
— Похоронить? Где же, сеньор?
— В море, Пахо. Таков обычай. Груза у нас никакого нет. Придётся спихнуть так. Прости нас, Ариас, раб божий! Ничего больше не можем мы для тебя сделать. Помоги, Пахо, а то я обессилил. Стоп, погоди!
Руки Хуана ощутили что-то твёрдое за пазухой грязной рубашки.
